Европа между Рузвельтом и Сталиным. 1941–1945 гг. - Михаил Мягков Страница 12

Роль Советского Союза в разразившемся перед войной кризисе виделась в Вашингтоне преимущественно с негативной стороны. Отметим, что в то время на Государственный департамент США достаточно сильное влияние оказывали сторонники «жесткой» линии в отношении СССР – Ч. Болен, У. Буллит, Н. Гендерсон и др. США отказывались признавать СССР до 1933 г., но для того, чтобы быть в курсе намерений этого социалистического государства во внешнеполитическом ведомстве США, был образован специальный отдел, занимающийся русскими делами. Большую часть информацию о положении в СССР Госдепартамент получал из Риги, которая стала с 1920-х годов ключевым центром исследований, относящихся к Советскому Союзу. В этом городе, который ранее входил в состав Российской империи, было аккредитовано достаточно много американских дипломатов, которые постоянно общались с эмигрантами из России. Многие эмигранты принадлежали в прошлом к высшему сословию империи или имели отношение к ее правящей элите. Понятно, что их мнение относительно большевистской власти было, как правило, отрицательным. Взгляд на Советскую Россию из Риги (или как его еще называли «Рижская аксиома») оказывал на протяжении 1920—1930-х гг. значительное влияние на ответственных и политических деятелей США. Для многих из них образ Советского Союза был органично связан с такими понятиями, как «экспансия революции» и «агрессивность» коммунистического режима. Соответственно, идея вступления с таким государством в возможный союзный альянс изначально обрекалась на жесткую критику внутри самой Америки66.

Курс Рузвельта на сотрудничество с СССР, логичным следствием которого стало признание Советского Союза в 1933 г., казалось, мог переломить устоявшиеся негативные представления о диалоге с Москвой. В Советской России также связывали определенные надежды укрепления своего экономического и внешнеполитического положения путем более тесного взаимодействия с США. Но, к сожалению, прорыва во взаимоотношениях двух стран, как в области торговли, так и поддержании международной безопасности, не произошло. Год спустя вопросы о старых долгах Временного правительства, нерешенность проблемы о предоставлении СССР новых займов затормозили дальнейшее сближение двух стран. Крайне негативную реакцию в США вызвали сведения о репрессиях в СССР, жертвами которых пали многие хорошо известные в Америке фигуры из руководства Советского Союза. Даже несмотря на то, что многие частные американские бизнесмены и финансисты продолжали в то время активно работать с СССР, вступившим на путь гигантской модернизации своей промышленности и сельского хозяйства, в большинстве своем политическая элита США видела в Советском Союзе перманентный источник угрозы для соседних стран; а через Коминтерн, находящийся в Москве – и самим Соединенным Штатам. Мнение отдельных лиц о преувеличенности подобных угроз – как, например, Дж. Дэвиса – оставалось в меньшинстве.

Авторы фундаментального труда «1939 год: Уроки истории» подчеркивают виновность прежде всего руководителей Англии и Франции в срыве попыток поставить заслон агрессии фашистских держав, проведении политики умиротворения. Так, Л.В. Поздеева пишет, что западные лидеры не расставались с иллюзорной надеждой достигнуть компромисса с Германией, тогда как их курс «основывался на реальных расчетах… направить фашистскую агрессию против СССР»67. Политика же советского правительства, отмечает И.В. Челышев, была направлена, прежде всего, на обеспечение безопасности СССР и предотвращение войны. Государственное и партийное руководство считало, что враждебное социализму капиталистическое окружение неизбежно предпримет военные акции против Советского Союза. В середине 1930-х гг. стало ясно, что наиболее вероятными противниками в войне выступят Германия, Италия и Япония. В то же время советское руководство считало необходимым укрепить международное положение страны путем расширения связей с неагрессивными капиталистическими государствами, создать на договорной основе систему коллективного отпора агрессии68. В 1934 г. СССР вступил в Лигу наций, в 1935 г. им были подписаны хотя и не полноценные, но важные договора о взаимопомощи с Францией и Чехословакией. Но вся политика в области создания коллективной безопасности была подорвана Мюнхенским соглашением 1938 г. Германии, Италии, Франции и Великобритании, по которому от Чехословакии в пользу Германии отторгалась Судетская область. Последующие переговоры дипломатические и военные переговоры СССР, Великобритании и Франции весной-летом 1939 г. к положительному результату создания союза против агрессии не привели. Москва меняла приоритеты и брала курс на соглашение с Берлином ради обеспечения собственных интересов безопасности.

Профессор В.Л. Мальков, характеризуя курс США в кризисный 1939 г., отмечает, что сигналы, шедшие из Вашингтона, воспринимались в столицах Европы и в Токио как доказательство отстраненности Соединенных Штатов от европейских дел и их незаинтересованности в сотрудничестве с Москвой. «И даже чисто внешне, – продолжает он, – ни захват германскими войсками Чехословакии, ни отторжение Германией у Литвы Клайпеды, ни тем более оккупация Италией Албании не произвели потрясения в США. А одни только словесные осуждения… скорее всего, убеждали фашистских главарей в том, что США намерены оставаться в стороне от европейского конфликта…» Говоря о политике Рузвельта, профессор справедливо указывает на его симпатии к «интернационалистам», противникам курса на умиротворение агрессоров (ближайшие советники президента Г. Икес, Г. Моргентау, Г. Гопкинс, Ф. Франкфуртер), что не мешало ему порой заигрывать с «изоляционистами» (в число которых входили многие руководители Госдепартамента), влияние которых уменьшилось, но осталось весьма значительным на протяжении 1930-х гг. Касаясь взгляда США на роль Советского Союза в разрешении европейского кризиса, В.Л. Мальков замечает, что «в Вашингтоне не было единой позиции в отношении идущих переговоров между СССР, с одной стороны, и Англией и Францией – с другой, а в определенных влиятельных кругах преобладало даже мнение, что они не могут быть полезными. Сказывалось очень сильное влияние той отрицательной реакции общественности на волну политических репрессий, которая захлестнула страну в 1937–1938 гг.»69. Нежелание пойти на действенное сотрудничество с СССР выражалось, в том числе, в отказе Рузвельта направить в Москву с миссией Дж. Дэвиса, человека, доброжелательно настроенного к Советскому Союзу. Опасность игнорирования интересов СССР в момент усиления гитлеровской Германии прекрасно осознавалась бывшим послом в СССР. В июне 1939 г. Дэвис предсказывал, что если британский премьер-министр Н. Чемберлен будет продолжать умиротворять Германию, «то старому медведю надоест оставаться мальчиком для битья и он, возможно, заключит мир с Германией на своих собственных условиях»70. Однако в Вашингтоне решили не только не посылать в Москву Дэвиса, но и отправить туда в качестве нового посла Л. Штейнгардта – дипломата, не питавшего симпатий к взаимодействию с Москвой. Такие поступки основывались, в том числе, на недоверии к внешней политике Советского государства, различного рода данных о плохой боеспособности Красной армии, слухах о скором развале страны, чуждости для Америки социально-политического строя в СССР. Печать США продолжала распространять негативную информацию о Советском государстве. Доминантой в настроениях американского общества «оставались по преимуществу настороженность в отношении намерений Советского Союза и полярные по своему характеру оценки его роли в мировых делах»71.