Трагедия русской церкви 1917-1953 гг. - Лев Регельсон Страница 12

Надежда России – в духовном усвоении подвига новых мучеников. В свое время кровь древнехристианских исповедников, свидетелей веры, стала основой торжества христианства на целую историческую эпоху – как бы то ни было, но самую светлую и плодотворную эпоху в жизни человечества. Так и теперь кровь новых страстотерпцев, изобильно напоившая русскую землю, подготовила почву для нового расцвета жизни, возможно, для того самого Христова Царства на земле, о котором предвещали пророки, Апокалипсис и древние Отцы Церкви, о котором изначально томилась и грезила Святая Русь. Во всяком случае, эти надежды никогда еще не имели столь глубокого духовно-исторического обоснования, как сейчас. И никогда еще не были столь реальны апокалиптические тревоги…

Одним из самых удивительных, на первый взгляд, фактов революционной эпохи является то спокойствие и даже оптимизм, с которым Русская церковь, казалось бы корнями связанная с монархией, встретила крушение династии. Если верить словам официальных актов отречения Николая II и Михаила, а затем отклику на них Священного синода, то война и внутренние волнения в гораздо большей степени были предметом общей заботы, чем форма государственной власти.

Уже сам Николай II в своем акте свидетельствует:

«Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны… Жестокий враг напрягает последние силы, и уже близок час, когда доблестная армия наша сможет окончательно сломить врага. В эти решительные дни в жизни России почли мы долгом совести облегчить народу нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и, в согласии с Государственной думою, признали мы за благо отречься от престола государства Российского и сложить с себя верховную власть…»

В. Шульгин, вместе с А. Гучковым принимавший этот документ, сообщает, что государь составил этот текст совершенно самостоятельно, отвергнув предложенный ему от имени Думы проект. Поверив утверждениям о своей непопулярности в армии, исходившим от представителей Думы и подтвержденным практически всеми боевыми генералами, Николай II решил принести себя в жертву делу успешного завершения войны. По единодушному мнению объективных исследователей, военная победа России над Германией в весенне-летней кампании 1917 г. была полностью гарантирована. Такая победа чрезвычайно укрепила бы авторитет существовавшего государственного строя («Думской монархии») и обеспечила бы возможность его дальнейшего плодотворного развития. Многие считают поэтому, что отречение государя было тяжелой политической ошибкой, навлекшей на Россию многие последующие бедствия. Возможно, это и так, но в нашу задачу здесь не входит давать политические оценки – для нас важно уяснить те духовные мотивы, которые руководили государем в его решении. В этой связи нет оснований не верить тем последним словам, которые он обратил к народу в качестве православного монарха.

Не решился принять на себя бремя власти и великий князь Михаил, в пользу которого отрекся Николай II. В своем акте Михаил подтвердил фундаментальный принцип монархического сознания: хотя источник власти монарха – в Боге, но действовать такая власть может только в том случае, если народ выразил свободное согласие на эту форму правления. Монархия была установлена русским народом на Земском соборе 1613 г., но теперь верность этому решению была под сомнением, и требовалось новое народное волеизъявление о государственном устройстве. Поэтому, хотя Николай II и Михаил были, безусловно, уверены в том, что монархический строй наиболее благоприятен для процветания России, они не могли навязывать народу этот строй против его воли. Именно это и утверждается в последнем монархическом акте государства Российского:

«Тяжкое бремя возложено на меня волею брата моего, передавшего Мне императорский всероссийский престол в годину беспримерной войны и волнений народных. Одушевленный единою со всем народом мыслью, что выше всего блага Родины нашей, принял Я твердое решение в том лишь случае воспринять верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому надлежит всенародным голосованием, чрез представителей своих в Учредительном собрании, установить образ правления и новые основные законы государства Российского…»

Позицию эту полностью подтверждает Священный синод Православной российской церкви (по своему составу вполне «монархический») в своем обращении к церковному народу от 9 марта 1917 г.:

«Свершилась воля Божия. Россия вступила на путь новой государственной жизни. Да благословит Господь нашу великую Родину счастьем и славой на ее новом пути… Враг еще стоит на нашей земле, и славной нашей армии предстоят в ближайшем будущем великие усилия… Ради счастья Родины оставьте в это великое историческое время всякие распри и несогласия, объединитесь в братской любви на благо Родины».

В числе подписавших обращение были: митрополит Киевский Владимир, архиепископ Новгородский Арсений и два будущих патриарха – Тихон и Сергий. В последние дни перед отречением государя, когда все колебалось на чаше весов, церковная власть могла своим огромным в то время авторитетом попытаться оказать решающее влияние на исход событий. Однако Синод отнесся резко отрицательно к предложению обер-прокурора Раева обратиться к православному народу с монархическим воззванием. Не было также направлено никакого призыва или обращения к Николаю II и Михаилу с просьбой или требованием соблюдать свои обязанности помазанника, как они всегда понимались Церковью. Все это свидетельствует о том, что и церковное руководство разделяло мысль о необходимости нового народного волеизъявления о форме государственного устройства.

Конечно, от Временного правительства Церковь не могла ожидать для себя ничего хорошего. Острые конфликты представителей духовенства с политическими партиями развернулись еще в период III и IV Государственных дум, а после постановления Временного правительства о передаче церковно-приходских школ в ведение Министерства просвещения конфликт перешел в открытую конфронтацию.

Тем не менее со стороны Синода или начавшего действовать с 15 августа 1917 г. Всероссийского церковно-поместного собора не было никаких проявлений гражданской нелояльности по отношению к Временному правительству. Провозгласив невмешательство Церкви в политическую борьбу, Поместный собор остался верен этому принципу, не оказав никакой поддержки генералу Корнилову, явно этой поддержки искавшему, в его попытке, по договоренности с Керенским и Савинковым, установить, совместно с ними, военную диктатуру. Собор не выразил никакого протеста и против государственного переворота, совершенного Керенским, который обвинил Корнилова в заговоре и провозгласил Российскую Республику с передачей полноты власти Совету пяти, узурпируя тем самым исключительное право Учредительного собрания на выбор формы правления. Никак не отреагировал Поместный собор на сообщение о захвате власти Военно-революционным комитетом 25 октября 1917 г., провозгласившего своей целью пресечь узурпацию власти Керенским и обеспечить беспрепятственные выборы и созыв Учредительного собрания.

Именно так это событие выглядело в глазах большинства населения, тем более что новое правительство, выполняя свое обещание, немедленно начало подготовку к выборам. Какого-либо «ведомственного» интереса в созыве Учредительного собрания Церковь преследовать не могла, поскольку было заранее ясно, что оно будет целиком состоять из представителей партий, негативно настроенных к Церкви. Политической партии, отстаивающей интересы Церкви, в России не было вообще, и такую партию Церковь никогда не пыталась создать – политический клерикализм, столь характерный для Европы, был всегда глубоко чужд Русской церкви. Хотя духовенства в IV Думе было много, никакой особой партии оно собой не представляло. Не преследуя свои особые интересы, не вмешиваясь в борьбу партий и претендентов на власть, Церковь тем не менее призвала верующих активно участвовать в предстоящих выборах в Учредительное собрание. При этом проводилась параллель с эпохой Смутного времени начала XVII в., когда Земский собор восстановил начала русской государственности.