Шпион среди друзей. Великое предательство Кима Филби - Бен Макинтайр Страница 12

Филби вступил в Социалистическое общество Кембриджского университета. Он вел агитацию за лейбористскую партию. Но не было никакого «внезапного преображения», никакого революционного озарения, когда религия коммунизма подчинила себе его душу. Напротив, взгляды студента Филби медленно дрейфовали влево, и этот процесс ускорился, когда в 1933 году Ким посетил Берлин и, подобно Эллиотту, собственными глазами увидел бесчеловечность нацизма во время антисемитской демонстрации. В отличие от многих своих друзей Филби так и не вступил в коммунистическую партию. Его взгляды были радикальными, но простыми: богатые слишком долго эксплуатировали бедных; единственный бастион, способный защитить от фашизма, — советский коммунизм, «внутренняя крепость мирового движения»; капитализм обречен и уже разрушается; британский истеблишмент отравлен пронацистскими настроениями. «Я окончил университет, — писал Филби, — с твердым убеждением, что должен посвятить свою жизнь коммунизму». Впрочем, придерживался он своих убеждений так ненавязчиво, что это оставалось почти незаметным для окружающих. Четырнадцать фунтов, которыми он был вознагражден за получение диплома, ушли на приобретение собрания сочинений Карла Маркса. Однако у нас нет точных сведений о том, насколько глубоко он их изучал, да и читал ли вообще. Хотя политике предстояло занять главенствующее место в его жизни, он не испытывал большого интереса к политическим теориям. Как впоследствии замечал Эллиотт: «…с трудом представляю его в роли преподавателя диалектического материализма».

Прежде чем покинуть Кембридж, Филби разыскал своего научного руководителя, экономиста марксистского толка Мориса Добба, и спросил у него, как лучше всего «посвятить свою жизнь делу коммунизма». Как мы видим, марксизм настолько глубоко проник в Кембридж, что Филби чувствовал себя в полной безопасности, задавая этот вопрос, а Добб не испытывал никаких опасений, отвечая на него. Добб отправил его к Луи Жибарти, парижскому агенту Коминтерна, а тот в свою очередь организовал Филби встречу с австрийским коммунистическим подпольем. Это не составило особого труда: у крайне левых существовала собственная сеть «старых друзей».

Осенью 1933 года Филби отправился в Вену, якобы намереваясь подтянуть свой немецкий, прежде чем подавать заявку на устройство в Форин-офис, а на самом деле желая стать свидетелем, а по возможности и участником борьбы между левыми и правыми, разгоравшейся на тот момент в австрийской столице. Энгельберт Дольфус, австрийский диктатор крайне правых взглядов, уже приостановил действие конституции и наложил запрет на стачки и демонстрации, стремясь подавить социалистическое движение. Полномасштабный конфликт был неизбежен, и ситуация, как охарактеризовал ее Филби, достигла «переломного момента». Филби приехал по адресу, который ему дал Жибарти, и представился жильцам дома — Израилю и Гизелле Кольман, а также их дочери Алисе, в которую сразу же влюбился. Двадцатитрехлетняя Алиса — домашнее прозвище Литци — была темноволосой жизнерадостной еврейкой, прямолинейной до резкости и только что разведенной (она вышла замуж в восемнадцать). Когда Филби встретился с Литци, он все еще был девственником — в физическом и политическом плане; Литци быстро помогла ему восполнить эти пробелы. «Маленькая, но невероятно мощная секс-бомба» (по свидетельству одного современника), она была всецело предана делу революции.

Литци активно участвовала в венском коммунистическом подполье и поддерживала контакты с советской разведкой. Она провела две недели в тюрьме за подрывную деятельность. Филби сразу же потерял голову. Они занимались любовью в снегу. («На самом деле это довольно-таки тепло, надо только привыкнуть», — впоследствии рассказывал Филби уже другой подруге.) Он провел в Австрии всего несколько недель, когда Дольфус обрушился на левых, арестовывая социалистических лидеров, запрещая профсоюзы и подталкивая Австрию к короткой, но свирепой гражданской войне. Филби и Литци ввязались в бой на стороне социалистов-революционеров, недолговечного альянса социалистов и коммунистов; молодые люди передавали послания, сочиняли листовки и помогали мужчинам и женщинам, разыскиваемым правительством, покинуть страну. Левый фронт уничтожили за четыре дня; полторы тысячи человек были арестованы, а лидеры социалистов казнены. Литци тоже оказалась в списке разыскиваемых, и полиция уже шла за ней по пятам, но паспорт Филби обеспечил ей защиту: двадцать четвертого февраля 1934 года Ким женился на Литци в городской ратуше Вены. Это был не просто брак, заключенный во имя марксизма; в качестве миссис Филби новобрачная могла бежать вместе с мужем в безопасную Великобританию. Литци — или «Лиззи», как он ее называл, — возможно, единственная женщина, которой Филби оставался верен как в идеологическом, так и в сексуальном плане. «Хотя основа наших отношений была до некоторой степени политической, я по-настоящему любил ее, а она любила меня».

Несколько недель спустя молодожены прибыли в Лондон и поселились там с матерью Кима. Дора Филби, верная традициям и отчаянно старавшаяся соблюдать приличия, несмотря на то что ей постоянно не хватало денег, вовсе не пришла в восторг, обнаружив, что сын женат на иностранной коммунистке. Она относилась к его политическим увлечениям как к особенностям очередной фазы взросления, сродни угревой сыпи. «Я очень надеюсь, что Ким устроится на работу, чтобы на этот чертов коммунизм не осталось времени, — писала миссис Филби мужу в Саудовскую Аравию. — Он еще не совсем радикально настроен, но может к этому прийти». Сент-Джона радикализм сына не волновал. «Со временем неумеренность всегда поддается укрощению», — утверждал он.

Всего через несколько недель после возвращения из Вены Филби сидел на скамейке в Риджентс-парке в ожидании «чрезвычайно важного человека», который, как обещала Литци, изменит его жизнь. На вопрос Филби, кто этот человек и чем же он так важен, она словно воды в рот набрала.

В лучах июньского солнца появился низкорослый, приземистый мужчина тридцати с небольшим лет, с кудрявыми светлыми волосами и умными глазами. Он заговорил по-английски с сильным восточноевропейским акцентом и представился как Отто. Филби навсегда запомнил их первый разговор. Отто рассуждал об искусстве и музыке, о своей любви к Парижу и нелюбви к Лондону. Он обладал, по замечанию Филби, «солидным культурным багажом». Отто совершенно заворожил Филби: «Он был прекрасным человеком. Просто прекрасным. Я сразу же это почувствовал. Первое, что привлекало внимание, — его глаза. Он смотрел на вас так, словно вы и разговор с вами сейчас для него важнее всего на свете». Эту особенность многие подмечали и у самого Филби. Постепенно их беседа стала дрейфовать в сторону политики, а потом к работам Маркса и Ленина, которые Отто, по-видимому, знал наизусть. Филби, в свою очередь, рассказал о своем политическом опыте в Кембридже, о своей деятельности в Вене и желании вступить в коммунистическую партию. В разговоре они активно использовали эвфемизмы, и Отто намекал, что может поспособствовать тому, чтобы Ким получил «важную и интересную работу». Их отношения, как часто бывает между шпионами, начались не с политики, а с дружбы. «Я поверил ему с самого начала, — писал Филби. — Это был потрясающий разговор». Они договорились встретиться снова.

Настоящее имя Отто, которое Филби узнал только спустя десятилетия, — Арнольд Дейч. Он был главным вербовщиком советской разведки в Великобритании, главным архитектором того, что впоследствии станет известно как Кембриджская пятерка. Арнольд родился в семье чешских евреев и вместе с родителями ребенком переехал в Австрию. Обладая незаурядным умом, он за пять лет пребывания в Венском университете обзавелся докторской степенью по химии, пылкой преданностью коммунизму и страстным интересом к сексу. В начале своей карьеры он работал издателем и агентом немецкого сексолога Вильгельма Райха, «пророка усовершенствованного оргазма», стремившегося охватить пуританскую Вену сексуальным просвещением в рамках движения «Секспол» (сексуальная политика), приравнявшего подавление сексуальности к фашистскому авторитаризму. Райх создал радикальную, хотя и не слишком правдоподобную теорию, согласно которой «неудачи на сексуальном фронте привели человека к фашизму». Дейч продвигал в жизнь идею Райха о том, что чем лучше секс, тем лучше революционеры, и в то же время сотрудничал с советской разведкой, пройдя подготовительный курс в Москве. В 1933 году гестапо арестовало Дейча, но скоро выпустило; отделение венской полиции, занимавшееся борьбой с порнографией, тоже шло по его следу — в связи с деятельностью в рамках «Секспола». Год спустя он приехал в Великобританию, чтобы учиться в аспирантуре по фонетике и психологии в Университетском колледже Лондона, а при этом продолжал свою деятельность в качестве вербовщика шпионов. У Дейча были в Великобритании родственники, в частности, богатый кузен Оскар, основатель сети кинотеатров «Одеон», название которой некогда расшифровывалось как «Оскар Дейч развлекает наш народ» (Oscar Deutsch Entertains Our Nation). Таким образом, один из Дейчей извлекал неплохую выгоду из британского капитализма; другой, не жалея сил, старался его уничтожить.