Царица парижских кабаре - Людмила Лопато Страница 12

Генерал Миллер, впоследствии украденный НКВД — Миллер Евгений Карлович (1867–1939), генерал от кавалерии (1919), участник Первой мировой войны и Белого движения.

С 1920 г. в эмиграции, главноуполномоченный по военным и морским делам генерала Врангеля в Париже (1920–1922), начальник штаба главнокомандующего Русской армией (с 1922), руководитель РОВСа (1930–1937). 22 сентября 1937 г. был похищен советской разведкой в Париже, доставлен в Москву и расстрелян.

К.А. Коровин – Коровин Константин Алексеевич (1869–1939) – художник.

А.Н. Бенуа – Бенуа Александр Николаевич (1870–1960) – художник, теоретик и историк искусства, сценограф, критик, мемуарист.

Наталию Ивановну рисовал Савелий Сорин – «Прекрасная звезда кинематографа, нервная и чувствительная артистка, живущая неправдоподобной жизнью экрана и ослепляемая дьявольским огнем прожекторов, царица толпы и ее раба», – писал об этом портрете А.И. Куприн в парижской газете «Русское время» в 1926 г.

Возлюбленные леди Детердинг. Как я получала английское воспитание

В «русском Париже» конца 1920-х – начала 1930-х годов весьма примечательным персонажем была леди Детердинг, урожденная Лидия Павловна Кудеярова, в первом браке Багратиони. Не могу сказать, что она была красива, но казалась мне тогда очень представительной.

С сэром Генри Детердингом, знаменитым нефтепромышленником, Лидия Павловна познакомилась совершенно случайно: она один день работала у Пакена продавщицей, заменяя свою заболевшую подругу. Сэр Детердинг покупал своей даме какие-то туалеты. Но увидел Лидию Кудеярову – и влюбился.

А он ведь был в то время одним из богатейших людей мира…

Самое поразительное – до сэра Генри Детердинга Лидия была любовницей не менее знаменитого миллионера-нефтепромышленника Гюльбенкяна и сменила, таким образом, одну нефтяную скважину на другую.

Ее история напоминает мне знаменитый фильм 1950-х годов «Некоторые любят погорячее» (в СССР он шел под названием «В джазе только девушки»), в котором Мэрилин Монро играет джазистку-польку Шугар. Героиня мечтает познакомиться с нефтепромышленником и миллионером – как видно из истории Лидии Детердинг, у некоторых дам это ловко получалось еще в 1920-е годы…

Между прочим, удивительна последующая судьба леди Детердинг. Она стала любовницей русского эмигранта Любимова, а впоследствии – итальянского жиголо Гаргии, моложе ее лет на сорок.

Я была знакома с нею самой и с ее милой кузиной, которая была замужем за ливанцем и много лет спустя играла не последнюю роль среди сотрудников Дома Диора. Леди Детердинг была несметно богата и одевалась в туалеты исключительно больших парижских Домов моды, завещав свой гардероб Парижскому музею моды и костюма.

Лидия Павловна в те годы финансировала русскую гимназию в Париже, которая располагалась в районе Молитор. История этой гимназии, русской средней школы в Париже, много говорит об истории самой эмиграции «первой волны».

Школа была основана в феврале 1920 года по инициативе группы педагогов и при помощи М.А. Маклаковой – сестры В.А. Маклакова, бывшего посла России во Франции, известного общественного деятеля. Директором парижской школы стал В.П. Недачин, бывший директор Медведниковской гимназии в Москве. Господин Недачин участвовал в 1917 году в работе над проектом реформы правописания, был активнейшим сторонником упразднения буквы «ять».

Учебные программы соответствовали программам русских гимназий и реальных училищ (в зависимости от выбранного отделения – в школе их было два). Французский язык и литература и английский язык преподавались по расширенным курсам.

Поначалу в парижской гимназии, как мне рассказывали, учились всего-навсего шесть русских детей. Но через год, после исхода Добровольческой армии из Крыма, число гимназистов достигло полутора сотен. А к концу 1920-х годов детей в единственной русской гимназии на территории Франции стало около двухсот.

При этом, как сообщает краткая история русской средней школы, изданная в Париже в 1930 году, 78% детей вносили лишь часть платы или учились вовсе бесплатно, так бедны были семьи большинства русских эмигрантов (особенно тяжело ударил по эмиграции кризис 1929 года).

Гимназии помогали: субсидии давали и Министерство просвещения Франции, и мэрия города Парижа, и принцесса Монакская, и балерина Анна Павлова, и наследники Густава Нобеля, и великая княгиня Мария Павловна – замечательная вышивальщица, русская женщина, с характером и судьбой, достойными пера Василия Ключевского.

И все же именно поддержка Лидии Павловны Детердинг-Кудеяровой в конце 1920-х годов спасла школу от закрытия.

Пусть об истории «гимназии первой эмиграции» рассказывают те, кто в ней учился раньше и дольше, чем я. Но… есть ли в библиотеках России вот эта пожелтелая брошюра «Ecole secondaire russe»?

Я рассматриваю фотографии на ее страницах. Вот удлиненное лицо, темная шляпа и меховое манто Лидии Павловны Детердинг, а вокруг нее – наши преподаватели в твердых крахмальных воротничках, немолодой батюшка с умным, твердым взглядом, гладко причесанные русские учительницы… И малыши-первоклассники – с такими точеными, породистыми лицами, в таких бедных, но строгих платьях и башмаках!

Это – русский Париж в год прибытия нашей семьи во Францию…

Свои выпускные экзамены я держала именно в этой школе, а весной 1930 года провела несколько месяцев в Буффемоне, в известном женском пансионе (не знаю, как нынче, но еще в 1960-х он существовал и по-прежнему славился). В этом элегантном и дорогом французском «институте благородных девиц» были огромный сад, лошади, бассейны. Два раза в неделю мы ездили в Париж, в оперу или на концерт («Бориса Годунова» с Шаляпиным, последнюю парижскую «Жизель» Анны Павловой в мае 1930 года не забуду никогда!).

Вернувшись из Буффемона, я попросила разрешения у родителей отправиться в Оксфорд вместе с братом Володей. Он стал студентом Сент-Джонс колледжа. А я мечтала в Оксфордской закрытой школе для девочек выучиться знаменитой английской дисциплине.

И я училась ей!

Мы вставали в шесть часов, по звонку. Окна спален были всегда приоткрыты, моросил дождь, ветер вдувал его в комнаты. Утром ели невыносимый поридж – овсянку на воде. Форма была тяжелая, суконная, темно-синяя, к ней прилагались шляпа с плоскими полями и жесткие «гигиенические» ботинки без каблука!

А я была довольно избалованной девочкой.

Отчасти, конечно, ботинки без каблуков были весьма уместны и даже спасительны: каждое воскресенье мы всей школой шли в церковь. А путь до нее был еще и прогулкой, полезной для здоровья. И занимал он ровным счетом два часа!

Конец ознакомительного фрагмента