Шарль де Голль. Военные мемуары. Том 1. Призыв. 1940-1942 - Шарль де Голль Страница 12

Так как я считал, что неплохо будет повторять одну и ту же мелодию на разные голоса, я постарался привлечь в свой хор и других общественных деятелей. Благородную миссию апостола профессиональной армии взял на себя Ле Кур-Гранмезон [52], которого в этой идее привлекало все то, что было связано с французскими традициями. В ряды ее поборников встали левые депутаты: Филипп Серр, Марсель Деа, Лео Лагранж, которые способствовали пропаганде революционной стороны предлагаемых нововведений. Серр, проявив замечательный ораторский талант, сделал это настолько блестяще, что вскоре вошел в состав правительства. Деа, на способности которого я особенно рассчитывал, потерпев поражение на выборах 1936, пошел по противоположному пути.

Что касается Лео Лагранжа, то он не мог отстаивать свои убеждения ввиду запрета со стороны партии, к которой он принадлежал. Вскоре такие видные деятели, как Поль-Бонкур в палате депутатов и бывший президент республики Мильеран [53] в сенате, дали мне понять, что они тоже являются сторонниками реформы.

Между тем официальные органы и пресса вместо того чтобы признать очевидную необходимость реформы и пойти на ее проведение (хотя бы ограничиваясь принятием ее только в принципе и только наметив пути ее проведения), продолжали цепляться за существующую систему. К несчастью, при этом они проявили столько упорства, что себе же самим закрыли пути к отступлению. Чтобы дискредитировать идею механизированной армии, они пытались представить ее в искаженном свете. Чтобы заставить усомниться в техническом прогрессе, они пошли по пути его отрицания. Чтобы противодействовать ходу событий, они старались его не замечать. На этом примере я убедился в том, что всякий раз, когда столкновение различных идей и мнений требует отказа от привычных заблуждений и чревато опасностями для высокопоставленных людей, оно неизбежно приобретает непримиримый характер теологических споров.

Генерал Дебеней [54], прославленный командующий армией в войне 1914–1918, разработавший в 1927, будучи начальником Генерального штаба, законы об организации вооруженных сил, решительно осуждал выдвинутый проект. На страницах «La Revue des Deux Mondes» он авторитетно утверждал, что любой вооруженный конфликт в Европе будет окончательно решен на нашей северо-восточной границе и что задача состоит в том, чтобы эту границу упорно оборонять. Ни в принципах нашей национальной обороны, ни в методах их осуществления он не видел ничего такого, что следовало бы изменить, и настаивал лишь на усилении системы, которая зиждилась на этих принципах. В том же журнале выступал и генерал Вейган [55]. Считая априори, что моя концепция ведет к разделению армии на две части, он категорически возражал: «Две армии? — Ни в коем случае!» Что касается задач механизированной армии, о которых я говорил, то Вейган не отрицал их целесообразности, но утверждал, что эти задачи могут быть выполнены уже имеющимися у нас средствами. «Мы имеем, — указывал он, — механизированный, моторизованный и кавалерийский резерв. Заново создавать нечего, ибо все уже имеется». Выступая 4 июля 1939 в Лилле, генерал Вейган еще раз заявил, что, с его точки зрения, наша армия ни в чем не нуждается.

Маршал Петен также счел нужным выступить. Он это сделал в предисловии к книге генерала Шовино «Возможно ли еще вторжение?» Маршал высказывал убеждение, что танки и авиация не меняют характера войны и что основным условием безопасности Франции является создание сплошного фронта, усиленного фортификационными сооружениями. За подписью Жана Ривьера «Фигаро» опубликовала целую серию успокаивающих статей «на заказ»: «Танки не являются непобедимыми», «Слабость танков», «Когда политики заблуждаются» и т. п. В газете «Mercure de France» некий генерал, писавший под псевдонимом «Три звезды», отвергал принцип моторизации армии: «Немцы с присущим им наступательным духом, естественно, должны иметь танковые дивизии. Но миролюбивая Франция, перед которой стоят оборонительные задачи, не может быть сторонницей моторизации».

Иные критики прибегали к насмешкам. Так, один из них писал в толстом литературном журнале: «Стремясь оставаться в рамках учтивости, весьма затруднительно оценить идеи, которые граничат с безумием. Скажем прямо, господин де Голль с его современными идеями имеет предшественника в лице короля Убю [56], который, также будучи великим стратегом, уже давным-давно предвосхитил его мысль. „Когда мы вернемся из Польши, — говорил он, — мы благодаря нашим познаниям в области физики изобретем ветряную машину, способную перевозить всю нашу армию“».

Если консерваторы с их рутиной были настроены крайне враждебно к моему проекту, то и доктринеры из числа сторонников прогресса были расположены к нему не лучше. В ноябре — декабре 1934 в газете «Le Populaire» Леон Блюм [57] открыто заявлял о неприязни и тревоге, которую внушает ему мой план. Во многих статьях, таких как «Профессиональные солдаты и профессиональная армия», «Нужна ли нам профессиональная армия?», «Долой профессиональную армию!», он также Выступал противником создания специализированной армии. При этом Блюм исходил вовсе не из интересов национальной обороны, а действовал во имя неких идеологических принципов, которые он именовал демократическими и республиканскими, и которые, по традиции, усматривали во всем, что исходило от военных, угрозу существующему режиму. Поэтому Леон Блюм предавал анафеме профессиональную армию, которая, как он утверждал, по своему составу, по своему духу и по своему вооружению автоматически будет представлять угрозу республике.

Так, получая поддержку справа и слева, официальные инстанции упорно отказывались что-либо изменить. Законопроект Поля Рейно был отвергнут комиссией палаты по вопросам вооруженных сил. В соответствующем докладе, который представил Сенак и который был составлен при непосредственном участии штаба сухопутных войск, говорилось, что предлагаемая реформа «бесполезна и нежелательна, поскольку противоречит логике и истории».

С парламентской трибуны военный министр генерал Морен возражал депутатам, выступавшим за маневренную армию: «Неужели Вы думаете, что, потратив огромные усилия на создание укрепленного барьера, мы будем настолько безумными, что выйдем за этот барьер и ввяжемся в какую-то авантюру?» И дальше он сказал: «Я здесь высказываю точку зрения правительства, которое, в моем лице во всяком случае, отлично знакомо с нашим планом действий на случай войны». Это заявление, решавшее судьбу механизированной армии, в то же время говорило всем в Европе, кто умел слушать, что Франция при любых обстоятельствах ограничится лишь выдвижением войск на линию Мажино.