Андерсен - Борис Ерхов Страница 12

Но Андерсен пытался писать как раз трагедии. Незадолго до разрыва с Хёг-Гульдбергом он получил от него задание выучить наизусть созданное его учителем стихотворение. Но почему бы для декламации не написать стихотворение самому? Он ведь не раз сочинял их в детстве. Прочитав в журнале «Почтовый голубь» (1819. № 19, 20) анонимный рассказ «Лесная часовня», Андерсен переписал его в стихах, в результате чего у него получилась маленькая стихотворная трагедия. Хёг-Гульдберг его опус одобрил — но только как упражнение по стилистике. Тогда Андерсен прочитал свою пьеску в семье Кольбьёрнсен, и те познакомили его с настоящей ценительницей, госпожой Каммой Рабек, ей в свое время доверяли читать свои первые произведения Эленшлегер и Ингеман. По признанию самого Андерсена, когда он прочитал всего несколько сцен, госпожа Рабек остановила его, воскликнув: «Послушайте, да ведь тут целые места выписаны из Эленшлегера и Ингемана!» — «Конечно, — ответил Андерсен, — ведь они такие красивые!» — и продолжал чтение.

Но на этом молодой драматург не успокоился. Он явился со своей трагедией к самому Эленшлегеру, который добродушно похвалил его стих и на прощание пожал руку. Посетил Андерсен со своей пьесой и Ингемана (с этого, как полагают многие, началось их знакомство), который также отозвался о пьесе доброжелательно и вместе с писателем и священником Николаем Грундтвигом [58] собрал молодому писателю немного денег. Тогда на волне успеха Андерсен послал трагедию одному из членов дирекции Королевского театра, и тот предложил представить ее дирекции с целью постановки на сцене. Увы, патронировавший молодого гения Хёг-Гульдберг запретил ему это делать, возможно, как предположил потом Андерсен, из зависти. Тогда молодой драматург решил написать драму, которой мог бы распоряжаться по своему усмотрению, и, взяв за сюжетную основу датскую народную легенду о разбойниках, а в качестве художественного примера знаменитую трагедию Шиллера «Разбойники», за две недели написал трагедию «Разбойники в Виссенберге». Ему опять пришлось прибегнуть к помощи фрекен Лауры Тёндер-Лунд, и она заказала копию его рукописи у переписчика (ибо разобрать почерк гения было невозможно). Затем Андерсен анонимно послал ее в дирекцию Королевского театра. По собственному его признанию, пьеса кишмя кишела грамматическими ошибками, и через шесть недель (16 июня 1822 года) ее ему вернули, а в приложенном письме сообщили, что ввиду полнейшей безграмотности автора дирекция (от которой, несмотря на анонимность трагедии, не укрылось подлинное ее авторство) просит его впредь подобных произведений не присылать. Из вежливости в письме все же выражалось пожелание друзьям и покровителям юного писателя изыскать для него возможность, которая позволила бы ему путем постижения наук добиться той цели, к которой он столь ревностно стремится.

Положение Андерсена в Копенгагене становилось все хуже.

В мае 1822 года дирекция уволила из Королевского театра всех мало востребованных на сцене актеров. Говоря современным языком, в театре провели «сокращение», под которое попал и Андерсен: его исключили из обеих школ — балетной и пения. В это время театр возглавлял видный финансист и государственный чиновник Йонас Коллин. Хёг-Гульдберг еще год назад дал совет Андерсену познакомиться с ним, что тот и сделал, отослав Коллину 2 апреля 1821 года, в день своего рождения (курсив мой. — Б. E.), письмо в стихах, где в аллегорической форме кратко описал свою биографию и бедственное положение, а также воздал хвалу своим покровителям Хёг-Гульдбергу и Линдгрену и выразил надежду, что и ему, хрупкому цветку в саду искусства, найдется в нем, то есть в Королевском театре, место. Коллин никак на письмо не отреагировал, а когда его автор явился к нему на прием чуть позже, на все просьбы о содействии его театральной карьере довольно сухо ответил, что данные (внешность и голос), способствующие ей, у Андерсена отсутствуют (что соответствовало действительности) и он ничем не может ему помочь. Уволенный примерно через год Андерсен за все свои эпизодические выступления на сцене получил всего 25 ригсдалеров.

Таким образом, поздним летом 1822 года он фактически оказался в том же положении, что и три года назад, когда впервые в Копенгагене появился. Хотя кое-какой опыт он все-таки приобрел и теперь знал, что чего-то добиться в жизни можно только упорством. Андерсен написал еще одну пьесу — «Солнце эльфов». Он надеялся, что, напечатав ее у какого-нибудь издателя, получит хотя бы немного денег.

По своему обыкновению, он прочитал пьесу некоторым знакомым, и те пришли от нее в восторг. Тогда, набравшись храбрости, Андерсен отправился к переводчику Шекспира капитану (впоследствии адмиралу) Петеру Вульфу, поскольку сам в это время читал Шекспира и настолько им увлекся и с ним сжился, что тексты великого английского драматурга стал воспринимать как свои. Он писал в автобиографии: «Я и вправду вбил себе в голову, что равен ему». Андерсен решил, что Вульфу будет приятно увидеться с человеком, похожим на его любимого поэта. В «Сказке моей жизни» Андерсен описывает свое посещение следующим образом:

«Он [Вульф] рассказывал, что я будто бы, как только вошел к нему в кабинет, так сразу и воскликнул: „Вы перевели Шекспира, а я ужасно его люблю и сам написал трагедию — вот послушайте!“ Вульф предложил мне сначала позавтракать с ним, но я отказался, единым духом прочел ему мое сочинение и затем сказал: „Ну, как вы считаете, выйдет из меня что-нибудь? Мне бы этого так хотелось!“ Затем я сунул рукопись в карман и, по словам Вульфа, на его приглашение заходить к нему ответил: „Как только напишу новую трагедию!“ — „Ну, значит, это будет не скоро!“ — сказал тот. „Почему же, — возразил я, — недельки через две, я думаю, будет готово!“ — и с этими словами вышел» [59].

Эпизод, описанный Андерсеном, исполнен самоиронии, но с неменьшим юмором он описывает и капитана в ситуации, возникшей через некоторое время.

Парадоксально, но первым напечатанным произведением, под которым стояла подпись Андерсена, оказались явно неудачные «Разбойники из Виссенберга». Рецензент «Солнца эльфов», составивший объявление о подписке на издание этой пьесы, напечатал первую сцену из «Разбойников» в журнале «Арфа», и радости Андерсена не было границ. Молодой писатель поспешил разделить ее с Вульфом, явившись к нему домой. Тот попросил у него оттиск, но, когда через некоторое время автор пришел к нему, чтобы забрать свое напечатанное произведение, никак не мог найти его и в конце концов, изобразив на лице недоумение — он совсем не думал, что оттиск так дорог автору, — признался, что «обратил его в прах».