Моя жизнь с Чаплином. Интимные воспоминания - Лита Грей Чаплин Страница 12

Интервью в газетах — а их он давал часто — показывали, что теперь он уже не называет себя грошовым комедиантом. Хотя он по-прежнему был далек от высокомерия и чванства, можно было заметить, что всерьез он воспринимал лишь ту критику, которая всерьез воспринимала его. Постепенно все же едва заметные признаки напыщенности начали просачиваться в его высказывания о собственных работах.

Он удивил всех, сняв после «Пилигрима» «Парижанку» (А Woman of Paris). В этом фильме он был автором сценария и режиссером, но сам не играл, если не считать маленькой роли привокзального носильщика. Картина сделала звезду из Адольфа Менжу — который несколькими годами позже во всеуслышание критиковал Чарли. «Парижанку» приняли очень хорошо, несмотря на зловещие предсказания, что поскольку его конек — комедия, то, пренебрегая им, он рискует.

Этот фильм стал лебединой песней Эдны Первиэнс как актрисы. Во время съемок «Малыша» она начала пить — не сильно, но достаточно, чтобы раздражать Чарли, считавшего пьянство в рабочее время непрофессиональным, а следовательно, недопустимым поведением. Все чаще она появлялась перед камерами с чуть красноватым лицом, с чуть менее твердой походкой, а Чарли спокойно выговаривал ей: «Следи за собой. Все это отразится на фильме. Долго от камеры это не скроешь».

Он был прав, к 1923 году печальные изменения, происходящие с Эдной, стали очевидными. Ее лицо, пока еще привлекательное, стало отечным. Ее неуклюжая походка с вывернутыми наружу носками, стала почти чаплинской. Она набрала вес, и ей приходилось затягиваться в корсет, чтобы выглядеть правдоподобно в качестве очаровательной возлюбленной Менжу. Ее отношения с Чарли были давно в прошлом.

Другой босс просто разорвал бы контракт и предоставил ей пастись на вольных хлебах. Но у Чарли, который часто бывал беспощадным с самыми близкими людьми, была и сентиментальная струна, которую он продемонстрировал в случае с Эдной. Он испытывал благодарность к ней за почти восемь в целом хороших лет, проведенных вместе, поэтому он строил фильм «Парижанка» вокруг нее, доверяя ей ответственные драматические сцены, которое льстили ее опьяненному эго, и обращался с ней предельно любезно. В рецензиях хвалили и его, и Менжу, и постановку в целом, но Эдну по большей части обходили молчанием. [2]

После завершения «Парижанки» в газетах стали писать, что у Чарли Чаплина есть грандиозный план — снять полнометражную картину под названием «Золотая лихорадка» и что он ищет молодую актрису на главную роль.

Я хотела получить эту роль и решила предпринять первый независимый шаг в моей жизни. Попытаться добиться ее.

Мое решение попробоваться на роль подогревалось предсказанием Мерны, что мне не хватит духу. Тем не менее я была достаточно самоуверенной и в свои пятнадцать считала, что нет ничего невозможного для меня, стоит только захотеть. А если я и не получу роль, рассуждала я философски, не арестуют же меня за эту попытку!

В воскресенье утром я отправилась в студию Charles Chaplin Film Corporation, хотя к этому моменту от моей бравады осталась лишь бледная тень. Я пошла преимущественно из-за Мерны, мужество которой не позволяло мне сдаться. Я взяла ее с собой поддержать мою угасающую отвагу.

В приемной студии я назвала занятой леди за столом свое имя и бодро спросила, на месте ли Чак Рейснер. Прошло много времени с тех пор, как я видела Чака, и никак нельзя было ожидать, что он сейчас постелет мне красную дорожку или даже просто выйдет поприветствовать меня. Леди из приемной предложила подождать и отправилась за ним.

Мы с Мерной прождали полчаса, Мерна нервничала, а я была почти готова сдаться, когда в комнату решительно вошел Чак Рейснер и поздоровался со мной. Он держался доброжелательно, хотя и не проявлял прошлой теплоты и непосредственности. Он сел между Мерной и мной на бежевом диванчике и спросил:

— Ну, что я могу сделать для тебя, Лиллита?

Ну и хитрец, сказала я себе. Посмотрим, что стоит за этими словами.

Каким-то образом мне удалось не звучать слишком инфантильно.

— Я читала, что м-р Чаплин ищет девушку на роль в «Золотой лихорадке», — сказала я на удивление гладко. — С тех пор, как я была здесь в последний раз, я много занималась драматическим искусством и подумала…

Мерна, которая была так храбра и уверена в себе, пока не попала сюда, теперь сидела прямо и неподвижно. Приходилось полагаться только на себя.

Чак выслушал меня и принялся жевать верхнюю губу. Потом сказал мягко:

— Ты не очень разбираешься в киношных делах, так ведь, милая? Никто не приходит с улицы предлагать себя для участия в пробах. Это делается через агентов, а иногда по блату — более крупному, кстати, чем я, для такой роли, как эта, — только никогда вот так.

— Извините…

Мне было стыдно, что я оказалась такой глупой и еще стыдно, что я создала впечатление, будто пришла просить его походатайствовать за меня. Впрочем, это впечатление было недалеко от правды, только попытка воспользоваться знакомством с ним поначалу не казалась мне неприличной.

Но Чак не был рассержен. Он улыбнулся и сказал:

— Мне пора спешить, но вы, юные леди, можете пойти со мной и посмотреть на нашу сумасшедшую работу. Ну, как?

Конечно, мы сказали «да». Чак повел нас на территорию, такую знакомую мне. За исключением большего, чем обычно, количества цветов, новых посадок вокруг пруда и нового офиса, студия была прежней. Та же суета: шумная команда из отборных профессионалов знала не только свое дело, но и то, как его делать с минимальными затратами времени и максимально эффективно. Пройдя большую, сооруженную на возвышении, съемочную площадку, мы приблизились к декорации, представлявшей собой убогое жилище — предназначенное служить интерьером в «Золотой лихорадке», — которое крепилось на склоне с помощью системы шарниров.

Чак повел нас через лабиринт стоек, коробок, мотков веревки и проводов, камер, стульев, мешков с искусственным снегом и ветродувной машины, которую проверяли электрики. Я видела издали м-ра Чаплина, занимавшегося всем и вся, выкрикивающего поочередно то проклятия, то комплименты. Я подумала, что он выглядит более мрачным, немного постаревшим и, если это только возможно, еще более притягательным. Меня и Мерну он не видел.

Чак достал для нас пару раскладных стульев, поставил их возле стены и извинился, что спешит. Все на студии Чаплина куда-то спешили.

Мерну поразила не только всеобщая суета, но и то, как много людей узнавали меня в течение дня и останавливались на пару минут поздороваться со мной. Я тоже была впечатлена и польщена — но не признавалась в этом Мерне. Может быть, она и знала, каков мужчина в постели, но зато ее никто не знал ни на одной студии, а тем более на студии Чаплина. Первыми в тот день меня узнали два мальчика, которые рассказали другим, что на студии Игривый Ангел. Подошел Мак Суэйн, забавный, похожий на моржа актер, игравший хулиганов в нескольких картинах Чаплина, которым Чаплин искренне восхищался. Подошли и операторы Ролли Тотеро и Джек Уилсон, сообщившие, что я стала совсем взрослой и очень хорошенькой.