Джордж Лукас. Путь Джедая - Брайан Джей Джонс Страница 12

Пороховая бочка напряженности между отцом и сыном взорвалась, когда Лукасу исполнилось восемнадцать. Оба знали, что фитиль зажжен и уже давно искрится. Длинные волосы, плохие оценки, ночные исчезновения – все это уже сильно раздражало отца. Но чашу терпения переполнило то, как вызывающе повел себя сын, устроившись на работу в семейном магазине. Лукас ненавидел перетаскивать огромные коробки, подметать полы, мыть туалеты. Ненавидел даже доставлять заказы на своей «Бьянкине». Поэтому он почти сразу уволился – и для отца это стало последней каплей.

Джордж-младший тоже злился. «Я ужасно рассердился [на отца] и сказал ему: “Я никогда не буду работать там, где приходится делать одно и то же снова и снова каждый день”, – но отец даже не захотел меня слушать», – вспоминает Лукас. Противостояние продолжилось. «Отец очень много работал, чтобы передать мне его [семейное дело], так что мой отказ стал для него серьезным ударом. Он думал, я уйду из дома, буду жить в мансарде и умру от голода, как какой-нибудь нищий художник» [142].

– Ты вернешься через несколько лет, – с уверенностью сказал Джордж-старший сыну.

– Я никогда не вернусь, – отрезал Лукас. – И кстати, я стану миллионером еще до тридцати! [143]

Сорок лет спустя, уже став одним из самых успешных и известных бизнесменов в мире, Лукас вспоминал эту ссору с улыбкой. Какая ирония: он отчитывал собственного отца, успешного предпринимателя – причем с неожиданной решимостью. «Он хотел, чтобы я продолжил семейный бизнес, я отказался, и мы сильно повздорили, – рассказывал Лукас в 1997 году. – Я тогда сказал отцу: “Две вещи я знаю наверняка. Первая: я займусь чем-то, связанным с машинами, и второе – я никогда не буду руководить компанией”. Похоже, я ошибся» [144].

Но в то давнее время Лукас согласился лишь окончить старшую школу, прежде чем навсегда покинуть «Л. М. Моррис» и, возможно, сам Модесто. Они с Пламмером уже планировали провести лето в Европе, например, во Франции – там они посмотрят гонки «Ле-Ман», или в Германии, где можно гнать по автобану без оглядки на скоростной режим. Затем Лукас собирался поступить в художественное училище – что вызвало еще один неодобрительный взгляд отца и очередной виток ссор – или работать механиком на полную ставку, или же стать гонщиком. Но сначала следовало окончить старшую школу имени Томаса Дауни, что по мере приближения июня и выпускного казалось все менее и менее вероятным. До окончания школы оставалось две недели, а Лукас проваливал несколько предметов; он еще не сдал три итоговые работы, хотя выпускные экзамены были уже на носу. Его могли запросто исключить за неуспеваемость.

12 июня 1962 года, в невероятно жаркий вторник, когда до выпускного оставалось всего три дня, Лукас сгрузил в «Бьянкину» огромную стопку школьных учебников и отправился в библиотеку, где собирался провести день за подготовкой к экзаменам и работой над «хвостами». Ехать туда было минут двадцать, не больше. Конечно, ему все это быстро наскучило, и в полпятого или около того Лукас залез обратно в свой маленький автомобиль и поехал домой. Без десяти пять на полном ходу он мчался по Сильван-роуд. Поравнявшись с ранчо Лукасов, он сбросил скорость и начал поворачивать влево, на грунтовую дорогу, ведущую к дому.

Лукас не увидел и не услышал «Шевроле Импала», который несся по встречной полосе с семнадцатилетним Франком Феррейрой за рулем. «Импала» влетела в маленький «Фиат» сбоку на полной скорости. «Бьянкина» перевернулась несколько раз, затем врезалась в огромное ореховое дерево; искромсанный металл намертво обвился вокруг ствола. Тщательно доработанный Лукасом двигатель вывалился из расколотого каркаса автомобиля, заливая маслом и охлаждающей жидкостью раскаленную от солнца землю Модесто [145].

Дороти была дома. Она услышала визг тормозов и страшные звуки, с которыми переворачивалась «Бьянкина», и затем грохот удара об ореховое дерево. «Моих родителей это едва не убило, ведь это все произошло прямо у въезда, и мать все слышала, – вспоминает Кейт Лукас. – Она… вышла посмотреть, что случилось… а там ее сын» [146].

Обломки автомобиля выглядели чудовищно – фотография места аварии появилась на первой странице «Модесто Би» на следующее утро. Но в момент столкновения с деревом Лукас чудом оказался не в машине. Когда «Бьянкина» перевернулась в третий раз, гоночный ремень Лукаса – тот, что он сам так аккуратно вмонтировал, прикрепив к полу толстой металлической пластиной, – не выдержал и лопнул. Лукаса выбросило из автомобиля прямо перед столкновением, и он приземлился на грудь и живот с такой силой, что тут же потерял сознание. От удара о землю у Лукаса сломалась левая лопатка и были повреждены легкие; пульс стремительно падал, наступил травматический шок. Ранения были тяжелыми, но, если бы гоночный ремень не лопнул, Лукас остался бы калекой на всю жизнь или даже погиб внутри «Бьянкины»: машина ударилась об ореховое дерево так сильно, что оно наклонилось на сорок пять градусов, и корни вылезли наружу.

Приехала «Скорая помощь» с ревущими сиренами, и Лукаса помчали в городскую больницу Модесто, которая находилась неподалеку. По пути цвет лица Лукаса сменился с бледного на синий, и его начало рвать кровью. Открытый порез на лбу кровоточил, заливая кровью лицо и окрашивая воротник рубашки. Выглядело это страшно. В больнице Лукаса немедленно осмотрел главный диагност, доктор Пол Карлсен, чтобы оценить масштабы повреждений. К удивлению врача, состояние Лукаса оказалось лучше, чем подозревали на первый взгляд. Обследование не выявило никаких внутренних кровоизлияний, кроме кровотечения из ушибленных легких. И за исключением нескольких мелких переломов все было в порядке.

Лукас очнулся спустя несколько часов на больничной койке с кислородной трубкой в носу. Еще несколько трубок тянулись к катетеру в его руке – через них ему делали переливание крови. Мать, едва не лишившаяся чувств при виде его ран, стояла возле постели вместе с сестрой Венди. Лукас смог только вымолвить дрожащим голосом: «Мам, я что-то натворил?» Дороти Лукас разрыдалась [147].