Сны Сципиона - Александр Старшинов Страница 13

А сам вернулся на берега Тицина — к тем дням, когда я был молод, и даже отдаленно не представлял, чем грозят мне и моему Городу грядущие события.

* * *

После схватки у Тицина я спал в палатке отца, придвинув свою походную койку к его кровати. Впрочем, смежить веки мне удалось лишь на пару часов перед рассветом.

Утром я услышал, как он заворочался.

— Не буду… — пробормотал он.

Я вскочил.

— Не буду награждать тебя дубовым венком. — И, помолчав, консул добавил: — Даже не надейся.

Я ничего не ответил. А что сказать? Венок за спасение римского гражданина — дубовый венок — высшая награда. Но для этого спасенный должен признать свое избавление от смертельной опасности. А после награждения спаситель становится патроном спасенного, тот в свою очередь — до конца дней его клиентом. Кому охота попадать в унизительную зависимость, пускай и от человека, которому обязан жизнью. Спасение консула — вещь неслыханная, но и отец в клиентах у сына — неслыханно тоже. Я знал, я понимал, но все же… Моя заслуга была несомненной, и в мыслях я уже видел этот торжественный миг. В мечтах даже ощущал горьковатый запах только что сломанных дубовых веток, прикосновение листьев к коже на лбу, древесные пальцы ветвей — на висках. И что мне оставалось теперь? Только сделать вид, что я и не помышлял о подобной чести. Мой учитель-грек любил читать мне басни Эзопа. Виноград слишком часто зелен, когда мы юны.

В тот день отец решил не оставаться в лагере на северном берегу Пада, а вернуться на берег южный, с утра приказал строить войско и уходить. Понтонный мост через реку был все еще цел, и мы перешли по нему, однако недостаточно споро. Отряд, прикрывавший наш отход, был захвачен пунийцами. К счастью, пока шла короткая схватка, несколько человек ломали мост на северном берегу, пока другой отряд, уже переправившийся, резал веревки и расталкивал лодки с юга. Едва там и здесь мост был разрушен, среднюю его часть подхватило бурное течение и поволокло за собой. Так что теперь река отделяла нас от Ганнибала. Несмотря на свое ранение, отец успел распорядиться выставить посты и следить, чтобы Ганнибал не стал наводить мост и не переправился следом.

Однако не тот человек был Пуниец, чтобы его сдержала какая-то река. Он двинулся по течению Пада вверх, переправился там, где мы уже не могли никак ему помешать, и через два дня объявился вблизи наших позиций. Он упорно пытался выманить нас из лагеря на новое сражение. Но отец не собирался с ним биться, понимая, что поражение в этом случае неминуемо.

Тут нас постигла новая беда: перед рассветом наши союзники-галлы, перебив римских командиров и прихватив их отрубленные головы как трофеи, ушли к Ганнибалу. Сразу за нашим лагерем лежали их родные земли, и эта измена делала нашу позицию смертельно опасной. Отец осознал это мгновенно, велел сниматься с нового лагеря и двигаться к берегам Требии, бросив часть обоза в надежде, что дележка наших скудных пожитков задержит передовые отряды Пунийца.

Так и вышло — мы беспрепятственно переправились через Требию и до темноты разбили новый лагерь. Теперь с запада нас прикрывали воды Требии, с юга — горы, с востока — еще одна речушка, и только с севера местность оставалась открытой. В этом лагере мы стали ожидать прибытия Семпрония Лонга и его легионеров.

Дважды я выезжал на разведку, пробуя определить, не собирается ли Ганнибал подобраться к нам ближе. Пытаясь усилить конников, я велел посадить позади каждого по велиту с запасом легких дротиков. Один раз мы столкнулись с галлами, и эта тактика нам помогла: велиты, мгновенно спешившись, закидали варваров дротиками, те кинулись наутек и укрылись в прибрежных зарослях. Подобрав велитов и никого не потеряв в той схватке, мы вернулись в лагерь. Эту тактику много позже мы применили при осаде Капуи.

Я рассказал о нашей стычке консулу.

— Пуниец где-то рядом и чего-то ожидает… — кивнул отец.

Нам было невдомек, что он ждет прибытия второй армии, как и мы. О том, что вторая консульская армия идет нам на подмогу, Ганнибал наверняка узнал от местных варваров, что нас предали.

* * *

Через три дня после того как мы разбили лагерь на берегу Требии, консул Семпроний Лонг объявился со своими легионами, которые он заново собрал в Аримине. Как все Семпронии Лонги, он был высок ростом — выше меня на целую голову, что позволяло ему смотреть на людей сверху вниз. Как плебей, он всегда и всюду пытался доказать, что ни в чем не уступает патрициям. Он был неплохим солдатом, но командовать армией мог разве что в битве с толпой варваров, к тому же лишенных вождя. Против Ганнибала он не годился, но сам он, разумеется, так не считал. Пока его солдаты, измотанные, грязные, собирались заново в легионы, Лонг тут же воспользовался тем, что отец мог передвигаться только на носилках, взял объединенную армию под свое командование и решил одним ударом разгромить Ганнибала — ведь теперь в его распоряжении было четыре легиона! Семпроний заявил, что вскоре от Пунийца не останется мокрого места. Часть вновь прибывших были набраны на замену выбывшим, они не знали, к какой они принадлежат центурии, в глаза не видели своего центуриона, а военных трибунов помнили лишь по данной трибунам клятве прибыть в Аримин. С товарищами своими, с которыми ныне предстояло стоять плечом к плечу на поле брани, они в лучшем случае встречались на Марсовом поле во время тренировок в мирные времена. К счастью, у них имелся опыт других сражений, и потому наши легионы в новой битве уцелели.

Каждое наше поражение в той войне мне кажется одно нелепее другого. Как будто полководцы выставляли свою глупость напоказ друг перед другом. Так и Лонг в битве при Требии совершал одну ошибку за другой.

Зачем, столкнувшись с отрядами Ганнибала, Семпроний тут же послал легионеров в атаку? Солдаты ринулись прямиком в реку — погода холодная, вода ледяная и доходила самым высоким из них до груди, а многим и по горло, и когда римляне выбрались на другой берег, то все были полумертвыми от усталости. К тому же солдаты Семпрония не успели отдохнуть после изнурительного перехода, а тут их подняли на заре и бросили в бой, не дав позавтракать, заставили переправляться через вздувшийся от дождей ледяной поток. Я лично полагал поразительным, что в таких условиях наши люди смогли не только атаковать, но и прорубиться через центр вражеской армии. Уже тогда хитроумный Пуниец надеялся, что ему достанет силы зажать легионы в клещи и раздавить тяжелую пехоту. Но у нас были выносливые бойцы, они сумели прорваться. Воодушевленный Семпроний праздновал победу, поначалу не заметив, что его крылья [35] полностью уничтожены противником, да и трудно было что-то разглядеть сквозь сетку непрерывного дождя и густой туман, что наползал с реки.

Мне не довелось сражаться в той битве — иначе, скорее всего, я бы погиб, потому что почти вся наша конница пала. Мы с Лелием оставались с отрядом, что охранял лагерь, и несколько раз выезжали на разведку. Толку от этих выездов за стены лагеря не было никакого — холодный дождь, сменявшийся липким, густо летящим снегом, да туман, что заполонил низины, делали попытки разглядеть происходящее бесполезными. Удаляться же от лагеря с небольшим отрядом я не рискнул. Шум битвы, что долетал из-за реки, а особенно яростные трубные звуки слонов заставляли наших коней испуганно всхрапывать.