Ярополк - Владислав Бахревский Страница 13

– Легко ли живется дедушке-дубу? – спросил Благомир, поклонясь дубовому суку в красном углу.

– Пчелки песенки поют батюшке! – сказал один из стариков радостно.

Глаза у старика были как барвинки. Синие, веселые. И у других двух стариков тоже барвинки. И у мужиков, и у баб, и у ребяток.

– Всей бы земле нашей такие семейства! – сказал Благомир, еще раз кланяясь красному углу. – Се – Добромысл, а мужи – его сыновья, детишки – внучата. А се – Доброслав, батюшка Добромысла. Глава же всему посеву – Радим… Ты, Радимушка, не ровесник ли батюшке-дубу?

Старец, опиравшийся на посох, засмеялся. А зубы-то все целехоньки!

– Экое скажешь! Под нашим дубом сам дедушка Род сиживал, пчелок слушал.

Добромысл подвинул Баяну горшочек с луковицу.

– Этот мед не едят, но отведывают. От земляных пчелок. А берут они свой взяток, по нашему размышлению, с самого солнышка.

Старик струганой палочкой подцепил каплю, подал отроку. Капля засверкала, будто росинка.

– Видишь? – Добромысл и сам любовался медовой искоркой. – Поглядел, в рот клади… Чем пахнет?

Все смотрели на Баяна, и он вспыхнул до ушей.

– Ну что, не упомнишь?

– Пахнет… настом, – брякнул Баян и, совсем смутясь, прошептал: – Грозою пахнет.

– Так оно и есть! – радостно воскликнул Добромысл. – Экие у тебя ученики, Благомир!

– В нашем народе всяк человек смекалист, – сказал волхв, но похвала бортника была ему приятна.

«А где же бабушки? – подумал Баян. – Неужто все ушли к Роду?»

– Бабушки наши в лесной избе, – сказал вдруг Добромысл, – травки собирают… Коли после дождя тепла не убудет, травки большую силу наберут.

– А дождик не унимается, – вздохнул Доброслав. – Мокро будет в лесу.

– Утро вечера мудренее. Ляжем-ка спать да наспим солнышко, – объявил свою волю Радим. – Гости с дороги уморились.

Благомира и Баяна положили на печи.

Волхву приснилось в ту ночь, будто у него из ног выросли корни, вошли в землю, и стал он – вечным деревом, с вершиной, полной певчих птиц. А Баяну мама приснилась, ласковая Власта. Грела его, положа себе под бочок, и так было хорошо, так пахло мамой, что всю-то ночь он улыбался.

Утром небо сияло, и, пропев Сварогу славу, бортники-мужи отправились в леса добывать из дупел мед, а деды и Благомир с Баяном пошли поклониться батюшке дубу.

Весь бортников была невелика – полдюжины изб. Но каждая изба как терем. Крыши тесовые. Дворы крытые. За дворами огороды, за огородами – лес. Липы, дубы, явор [12]кое-где.

Воздух гудел, звенел. Баян не мог понять, что это. Добромысл показал ему на дупла. Все деревья были с дуплами, и над каждым – какое-то мелькание.

– Пчелки трудятся, мед носят. Чуешь, какой дух?

– Сколько у вас деревьев-то медвяных? – спросил Благомир.

– Не считано, – сказал Добромысл. – Посчитаешь – сглазишь, без счету живем.

Медвяный бор был не густ и совсем не велик. Деревья скоро расступились. Вышли на поле, засеянное гречихой. Здесь, в ложбине, посреди земли и неба стоял батюшка-дуб.

Не велик был дуб, но тяжел. Земля под ним прогнулась. Проломил бы насквозь твердь – корни держали. Во все стороны раскинул. Могучие корни. Сам кряжист, толст непомерно. Вершина зеленая, но кучная, не разбрелась по небу. Два дупла в дубе, как два глаза.

– Глядит! – сказал Благомир.

– Глядит, – согласился Радим.

– Запах дивный!

– Как же без запаха? Внутрях-то у батюшки медку бочек сорок! – Добромысл подставил ладонь ветру и понюхал пальцы.

– Хе! Сорок! – засмеялся Радим. – Здесь сама земля медом напоена. У батюшки дуба мед никогда не брали.

Подошли ближе, сели на длинную древнюю скамью, струганную из целого ствола.

– А куда птицы подевались?! – удивился Благомир.

– Хе! – высоким голоском откликнулся Радим.

Доброслав, протерев глаза, окинул быстрым взором небо.

– Вон куда смотри! – указал отцу Добромысл.

Темная птица, тяжко взмахивая крыльями, летела со стороны леса.

– Орел! – узнал Благомир.

– Орел, – улыбнулся Радим. – Кушанье деткам несет.

– Собака, что ли, у него?! – удивился волхв.

– Должно быть, волчонок.

– Волчонок?!

– Наши орлы своих деток волчатами откармливают, – сказал Добромысл.

Орел сделал круг над дубом, посмотрел на гостей, признал за своих, сел на дерево, и густая крона скрыла его от глаз.

– Не станем мешать великой птице! – Волхв поднялся, поклонился дубу, а Баяну разрешил: – Поди коснись кореньев. Да будет милостив к тебе батюшка.

Когда возвращались в весь, увидели ребят на пригорке. На гостей глядели. Среди детишек стоял на задних лапах – медвежонок. Ребята – ладошки к глазам, чтоб лучше видеть, и медвежонок лапу к морде.

– Медведь-то не озорник? – спросил Благомир старцев.

– Ручной. Матушка его липы с дуплами ломать взялась. Убили неистовую, а медвежонок в избе живет, у Дубыни. Добрый мишка, такой же ребятенок.

Благомир положил руку на плечо Баяну:

– Ступай поиграй! Мы пойдем помолимся. А ты – поиграй, порезвись.

Ребята глядели на робко подходившего волхвенка разиня рты.

– Здравствуйте! – Баян поклонился ребятам в пояс.

Ребята молчали, изумившись еще более. Медвежонок, урча, пошел, пошел да и обнял гостя. Закряхтел, напирал упрямо, силясь.

– Ты покорись ему! Покорись! – ожили ребята.

– Как покориться-то? – не понял Баян.

– Поддайся! Пусть он тебя поборет.

Медвежонок уже взрыкивал, сердясь. Баян подогнул колени, повалился. Победитель, ликуя, опять-таки рыкнул и благодарно лизнул Баяна в лицо.

Ребята обступили гостя. Иные трогали. Пригожая девочка сказала:

– Ты волхв? А меня зовут Синеглазка.

Личико у нее было ласковое. Ладошки она заранее сложила у подбородка, готовая ахнуть на всякое слово пришельца.

– Меня в учебу взяли, – сказал Баян. – Мы слова ищем.

– Ахти! Слова! – изумилась Синеглазка. – Кличут-то, спрашиваю, как?

– Баян.

Ребята почтительно примолкли. Но Синеглазка сказала:

– Пойдемте с горки кататься-валяться.

– Пойдемте, – согласился Баян.

Все обрадовались, побежали. Медвежонок впереди. Он, всех поваливший, почитал себя вожаком.