Собор Святой Марии - Ильдефонсо Фальконес Страница 13

— Ты тоже очень изменилась, — перебил ее брат.

Гиамона посмотрела на свое тело матроны и, улыбнувшись, кивнула.

— Этот Хауме, — продолжил Бернат, — говорил что-то о родственниках Грау. Что он имел в виду?

Прежде чем ответить, Гиамона покачала головой.

— Дело в том, что, когда близкие Грау узнали, что их брат разбогател, все: братья, двоюродные братья и племянники — прилезли в мастерскую. Они бежали со своих земель в расчете на помощь Грау. — Гиамона не могла не заметить, как помрачнело лицо брата. — Ты… тоже? — спросила она, и Бернат утвердительно кивнул. — Но ведь у тебя были такие замечательные земли!..

Гиамона не могла сдержать слез, слушая историю Берната. Когда он рассказывал о мальчике из кузницы, она поднялась и опустилась на колени рядом со стулом, на котором сидел брат.

— Не признавайся в этом никому, — посоветовала Гиамона и прижалась головой к его ноге. — Не переживай, — всхлипнула она, дослушав брата до конца, — мы тебе поможем.

— Сестра, — ласково произнес Бернат, гладя ее по голове, — как же вы мне поможете, если Грау не захотел помочь своим собственным братьям?

— Мой брат не такой, как все! — крикнула Гиамона, и Грау, вздрогнув от неожиданности, отступил на шаг назад.

Уже была ночь, когда ее муж явился наконец домой. Маленький и худой Грау, весь на нервах, ругался сквозь зубы. Гиамона ждала его и слышала, как он пришел. Хауме успел сообщить хозяину о последней новости в их доме: «Ваш зять спит рядом с подмастерьями на копне соломы, а ребенок… с вашими детьми».

Грау тут же поспешил к жене.

— Как ты посмела? — крикнул он, выслушав ее сбивчивое объяснение. — Он — беглый раб! Ты знаешь, чем это может закончиться, если в нашем доме найдут беглеца? Мне конец! Мне придет конец!

Гиамона слушала его не перебивая и холодно наблюдала за тем, как он ходил вокруг нее с искаженным от злобы лицом.

— Ты сошла с ума! Я отправил своих братьев на кораблях за границу! Я дал приданое женщинам из своей семьи, чтобы они вышли замуж за кого-нибудь из нездешних, и все для того, чтобы никто не мог ни в чем осудить нашу семью! А теперь ты… Почему я должен обходиться с твоим братом иначе?

— Потому что мой брат не такой, как все! — не выдержав, крикнула Гиамона.

Изумленный, не ожидавший возражений, Грау стал заикаться:

— Что? Что ты хочешь сказать?

— Ты все прекрасно понимаешь. Не думаю, что тебе надо напоминать об этом.

Грау потупил взгляд.

— Именно сегодня, — пробормотал он, — я встречался с одним из пяти советников города, надеясь, что меня, как консула гильдии гончаров, изберут членом Совета Ста. Похоже, мне удалось склонить на свою сторону троих из пяти советников, остались только судья и викарий. Ты только представь, что скажут мои враги, если узнают, что я предоставил убежище беглому рабу!

Гиамона мягко напомнила:

— Мы обязаны ему всем.

— Я всего лишь ремесленник, Гиамона. Богатый, но ремесленник. Знать презирает меня, а торговцы ненавидят все больше и больше. Если станет известно, что мы приютили беглеца…. Ты знаешь, что скажет знать, у которой есть земли?

— Мы всем обязаны Бернату, — с твердостью в голосе повторила Гиамона.

— Хорошо, тогда дадим ему денег и пусть уходит.

— Ему нужна свобода. Один год и один день.

Грау снова начал нервно ходить по комнате. Потом он всплеснул руками и закрыл ими лицо.

— Мы не можем, — пробормотал он сквозь пальцы. — Не можем, Гиамона… Ты не представляешь, чем это чревато для нас!

— А ты представляешь?.. — прервала она его, снова повышая голос. — Ты представляешь, что случится, если мы выгоним Берната? Его схватят агенты Ллоренса де Беллеры или твоих собственных врагов и узнают, что ты всем обязан ему, беглому рабу, который согласился отдать в качестве приданого то, что принадлежало ему.

— Ты мне угрожаешь?

— Нет, Грау, нет. Но ведь так все и есть. Если ты не хочешь помочь Бернату из чувства благодарности, так сделай это ради себя самого. Лучше держать это под контролем. Бернат не уйдет из Барселоны, он хочет свободы. Если ты его не приютишь, то получишь беглеца и ребенка — обоих с родинкой у правого глаза, как и у меня! — которые будут бродить по Барселоне и в любую минуту могут оказаться в руках твоих врагов, которых ты так боишься.

Грау Пуйг пристально посмотрел на супругу. Он хотел было ответить, но только махнул рукой и вышел из комнаты. Гиамона слышала, как он поднялся по лестнице в сторону спальни.

— Твой сын останется в большом доме. Донья Гиамона позаботится о нем. Когда мальчик достигнет определенного возраста, он пойдет в подмастерья.

Бернат перестал слушать Хауме. Первый помощник явился на рассвете. Рабы и подмастерья повскакивали со своих тюфяков, как будто вошел сам сатана, и выбежали из помещения, толкая друг друга. Бернат пытался успокоить себя тем, что за Арнау будут присматривать и мальчик приобретет профессию, а затем станет свободным человеком.

— Ты понял? — спросил его Хауме.

Бернат молчал, и Хауме выругался:

— Проклятые крестьяне!

Бернат чуть было не ударил его в ответ, но улыбка, появившаяся на лице первого помощника, сдержала его.

— Соглашайся, — продолжил Хауме. — Сделай это, и твоей сестре не придется за тебя заступаться. Я повторю тебе главное, крестьянин: ты будешь работать с утра до вечера в обмен на кров, еду и одежду… Гиамона будет заботиться о твоем сыне. Тебе запрещено заходить в дом; ни под каким предлогом ты не можешь этого делать. Тебе также запрещено выходить из мастерской, пока не пройдет год и день, которые нужны, чтобы ты мог получить свободу. И каждый раз, когда какой-нибудь незнакомец войдет в мастерскую, ты должен обязательно прятаться. И еще, ни в коем случае не рассказывай, что с тобой произошло, даже здесь. Хотя эта родинка… — Хауме покачал головой. — Это все, о чем договорился хозяин с доньей Гиамоной. Доволен?

— Когда я смогу видеть моего сына? — спросил Бернат.

— Это меня не касается.

Бернат закрыл глаза. Впервые увидев Барселону, он пообещал Арнау свободу. У его сына не будет никакого сеньора.

— Что я должен делать? — спросил он наконец.

— Загружать дрова. Загружать стволы за стволами, сотни стволов, тысячи стволов, которые необходимы для работы печей. И следить, чтобы они не гасли. Носить глину и убирать. Убирать грязь, песок и пепел из печей.

Медленно тянулись дни. Бернат трудился в поте лица. Выносил пепел и песок за дом. Когда возвращался, покрытый пылью и пеплом, мастерская снова была грязной и он начинал все сначала. Под пристальным взглядом Хауме вместе с другими рабами он выносил готовые изделия на солнце. Первый помощник контролировал работников каждую минуту, прохаживаясь по мастерской, покрикивая, раздавая оплеухи молодым подмастерьям и грубо обращаясь с рабами, для которых не жалел и кнута, когда что-то было ему не по душе.