Московское царство и Запад. Исторические очерки - Сергей Каштанов Страница 13

Усиление крепостнических пережитков в сельском хозяйстве определило новую постановку вопроса о том, может ли государство просто уничтожить феодальные права, а, следовательно, оно ли было источником этих прав, не кроются ли они в более объективных факторах. Таким образом, оба отмеченных момента подготовили почву для пересмотра проблемы жалованных грамот в плане поисков объективных причин их выдачи. Уже В. О. Ключевский, рассматривая феодальные привилегии как результат передачи вотчиннику князем части правительственных функций, особо отмечал при этом роль земельной собственности: «…землевладение все более становилось главным экономическим средством обеспечения их (духовенства и военно-служилого класса – С. К.) общественного положения. Привилегии, бывшие последствием их господствующего положения в обществе, теперь также переносились на эту экономическую основу» [111]. Ключевский, однако, не понимал, что именно феодальная земельная собственность порождает те порядки, которые выступают потом в виде привилегий.

Для Ключевского характерна модернизация феодальных отношений удельного времени. Он мыслил их по существу как разновидность отношений буржуазного общества. Так, Ключевский считал, что удельный князь – это не политический правитель, а хозяин: отношения между ним, с одной стороны, черными крестьянами, вольными слугами и боярами – с другой, строятся на основе частного договора [112]. Качественного различия в положении крестьян как эксплуатируемого класса, бояр и вольных слуг как класса эксплуататорского для Ключевского не существовало. Бояре и вольные слуги в его концепции – арендаторы земли у князя, отсюда и иммунитет – результат аренды: «…преимущества, которыми они пользовались, были не столько политическими или гражданскими правами, сколько хозяйственными выгодами, которыми князь вознаграждал их за оказываемые ему услуги» [113].

Таким образом, близость Ключевского к Чичерину состоит в признании иммунитета частным правом. Но, если у Чичерина иммунитет – лишь милость князя, имеющая, к тому же, не «хозяйственное», а чисто фискальное значение, то у Ключевского он – следствие определенного хозяйственного договора между князем и частным собственником. Модернизация феодального строя пошла здесь гораздо дальше. Ключевский правильно уловил элемент договорных отношений в практике выдачи иммунитетных грамот, но этот элемент он трактовал в свете представлений о буржуазном хозяйственном укладе, искажая тем самым сущность взаимоотношений между феодалом и феодальным государством.

Поиски объективных причин выдачи жалованных грамот наблюдаются и в монографии Н. Ланге, изданной в 1882 г., когда под воздействием роста крестьянского движения правительство делало видимость попыток облегчить положение крестьян (подготовка отмены выкупных платежей и подушной подати), но в то же время исподволь начинало поход против реформ 60-х – 70-х годов, Н. Ланге как представитель того либерального общества, которое, выражаясь словами В. И. Ленина, легко давало себя «дурачить» кабинету графа Игнатьева, отразил в своей книге обе господствующие тенденции. С одной стороны, он сочувственно говорил о тяжелом положении крестьян в XIV–XVI вв. и «ярме» лежавших на них податей и повинностей [114]. С другой – Ланге явно идеализировал смесные суды в качестве формы суда «скорого и правого» [115].

Ланге не являлся поклонником вотчинного суда. Он утверждал, что вотчинное тягло и вотчинный суд были не лучше, «если не хуже», государственных [116]. В то же время, в отличие от либералов 60-х – 70-х годов, идеализировавших земские и губные органы, считая их известным образцом выборных учреждений, Ланге весьма скептически расценивал результаты губной реформы, отрицал ее эффективность [117]. Вообще своим противопоставлением древних смесных судов современным ему порядкам [118] автор ратовал за компромисс вотчинной власти с государственной, а выборные учреждения уже не признавал действенным средством борьбы с «разбоями». Буржуазные либералы 80-х годов, напуганные размахом народного движения, фактически сами намекали на необходимость контрреформ. Установление института смесного суда Ланге считал выходом из тяжелого юридического положения, существовавшего в древней Руси XIV–XVI вв. Самую выдачу жалованных грамот Ланге рассматривал с тех же позиций, объясняя ее общим тяжелым финансовым и судебным положением крестьян: «С одной стороны, обременение народа пошлинами и повинностями… с другой – недовольство судом наместников, волостелей и их тиунов, постоянно давали владельцам населенных имений благовидный повод просить князей об освобождении их крестьян от тягостных поборов, о даровании им, владельцам, права самостоятельного суда в своих вотчинах. Такие просьбы не только уважались, но нередко владельческие крестьяне освобождались даже от платежа княжеской дани на урочное число лет. Вообще стремление обособиться, получить льготу от общего суда, было повсеместным в рассматриваемое нами время и составляло естественное следствие господствовавших тогда неурядиц и бесправия» [119].

Ланге явился, таким образом, одним из основателей «челобитной» теории происхождения жалованных грамот [120]. Новизна и преимущества концепции Ланге заключались в следующем: во-первых, автор искал общие экономические предпосылки выдачи жалованных грамот; во-вторых, он учитывал тяжелое положение крестьян и заинтересованность феодалов в более широких формах их эксплуатации; в-третьих, он не считал жалованные грамоты в целом действенным средством улучшения жизни самих крестьян, так как отмечал обременительность внутривотчинного суда и тягла (идеализация смесных судов строилась на том, что они не были исключительно вотчинными). Вместе тем, идеалистические концепции и метафизический метод исследований конца 50-х – 60-х годов получили в схеме Ланге новые теоретические подкрепления. За «общей» картиной юридического быта автор не видел неравномерностей экономического развития разных частей России, поэтому существование уделов казалось ему поверхностным явлением, а все различия в жалованных грамотах разных мест и разного времени характеризовались им как несущественные [121]. Отсюда у него тенденция рассматривать жалованные грамоты метафизически, не исследуя диалектику их содержания.