Третьяков - Анна Федорец Страница 13

Действительно, вплоть до 1859 года купеческие дела Третьяковых велись от имени Александры Даниловны. Она «временно» считалась купчихой 2-й гильдии. Искреннее почтение к матери сохранилось у сыновей до конца жизни. Павел Михайлович не оставил привычку каждый день заезжать «к маменьке “поздороваться”»106 уже и тогда, когда его собственные дети стали взрослыми.

Будучи совершеннолетними, Павел и Сергей в торговых делах остались стеснены обязанностью избегать перемен в способах ведения коммерции, а также необходимостью отчитываться перед опекунами в совершаемых действиях. «Так как образ торговли моей сыновьям моим уже известен, то я надеюсь, что они будут следовать всем моим правилам, которые я старался внушать им. Но как они имеют еще молодые лета, то обязываю их давать в торговле отчет в течение семи лет от дня моей кончины как упомянутому выше сего приятелю моему Константину Афанасьевичу Чеботареву, так и матери своей Александре Даниловне»107.

Адресованный сыновьям Михаила Захаровича запрет производить изменения в торговых делах должен быть напрямую увязан с еще одним важнейшим приказанием купца: «... имения же моего, товара, капитала, документов и всего, что только после меня останется, не опечатывать и не описывать »108. В распоряжениях отца семейства имелся прямой резон. Его капитал был довольно велик, но... весь он был вложен в дело. Михаил Захарович оставлял семье очень небольшую сумму наличных денег: всего 2,2 тысячи рублей серебром, или 1,8 % от суммы, в которой выражалось завещанное купцом имущество109. Подавляющая часть капиталов М.З. Третьякова (69 %) находилась в обороте, следовательно, он сделал все возможные распоряжения, чтобы дело оставалось на ходу. Не так-то просто было свернуть это торговое предприятие на новые рельсы...

Заботливый отец, Михаил Захарович мог менять ласку на строгость, когда это было необходимо для семейного блага.

На первый взгляд кажется, что этим завещанием Михаилу Захаровичу удалось обеспечить надежную защиту остающемуся после него имуществу. Сам купец так не считал. У обоих опекунов могли появиться причины не уделять молодым Третьяковым должного внимания. У Чеботарева были свои дела, которые иной раз требовали длительной отлучки. Что касается Александры Даниловны, то муж не исключал ее повторного замужества, в результате чего ее внимание к делам первой семьи могло существенно ослабнуть. Нужен был человек, который бы неотлучно находился рядом с сыновьями. И у Михаила Захаровича на этот случай в запасе имелся еще один козырь: дочери.

За несколько лет до кончины Михаилу Захаровичу понадобился толковый приказчик, которого он и нашел в 1841 году110.

В.П. Зилоти, со слов тетки Анны Ивановны Третьяковой, рассказывает, что «Михаил Захарьевич случайно набрел на одного молодого человека, показавшегося подходящим помощником в лавке; он был гораздо старше его сыновей (Павла — на 8, а Сергея на 9 лет. — А.Ф.). Михаил Захарьевич сразу оценил его коммерческие способности, его честность, доброту, отзывчивость и преданность. Звали его Владимиром Дмитриевичем Коншиным»111. Свидетельство это нуждается в некотором уточнении.

Маловероятно, чтобы встреча Третьякова с Коншиным являлась чистой случайностью. Купеческое семейство Коншиных уже в 1810-х годах, когда был жив отец Михаила Захаровича, проживало в том же Николо-Голутвинском приходе, что и Третьяковы112. Владимир Дмитриевич был дальним родственником главы этого семейства. Приход в XIX веке был гораздо более устойчивой единицей, чем в наши дни. Прихожане встречались в церкви на службах, знали о важнейших событиях, происходящих в доме соседа, завязывали деловые связи. Кроме того, члены одного прихода совместно заботились о своем храме. Помогали старосте в финансовых вопросах. Жертвовали в церковь ризы, оклады, иконы, книги. Помогали украшать церковь к праздникам, а то и собирались для совместной праздничной трапезы.

По-видимому, благодаря приходской жизни завязалось знакомство В.Д. Коншина с главой семейства Третьяковых. Впоследствии оно привело к их деловому сотрудничеству. В 1845 году «московской мещанин » Владимир Дмитриевич Коншин уже живет на дворе Третьяковых113. Благодаря личной порядочности, смекалке и трудолюбию Коншин быстро завоевывает доверие Михаила Захаровича Третьякова и становится его старшим доверенным приказчиком. Возможно, после смерти собственных младших сыновей Михаил Захарович стал воспринимать Коншина как еще одного сына. Так или иначе, на смертном одре глава семьи отдает устное распоряжение: сыновья обязаны взять Коншина в компаньоны. А любимую дочь Лизавету отец просил по достижении возраста выйти за Владимира Дмитриевича замуж.

А.П. Боткина пишет: «... Лизавете Михайловне было в это время 15 лет, брак этот ее пугал, она плакала и умоляла, но понемногу свыклась и примирилась»114.

Таким образом, отец обеспечил будущность семейному делу, поручив ведение значительной его части дельцу опытному, практические качества которого он проверил лично. Став членом семьи, Коншин вряд ли бросил бы своих родственников на произвол судьбы. Но помимо холодного расчета, Михаилом Захаровичем руководила и отцовская любовь — это хорошо видно из воспоминаний А.И. Третьяковой, переданных В.П. Зилоти: «... когда Михаил Захарьевич умирал, — он очень беспокоился о своей старшей дочке, Лизаньке, которую он очень любил; ей не было в то время и 16 лет, и была она слабого здоровья... Михаил Захарьевич, перед самой смертью, позвал к себе Лизаньку и стал умолять ее дать ему слово, что она, после его смерти выйдет замуж за Владимира Дмитриевича. Лизанька, обожавшая отца, не могла отказать ему и обещала». Свадьба их была сыграна 13 января 1852 года.

Деловое чутье не подвело Михаила Захаровича. Коншин вошел компаньоном в дело молодых Третьяковых. Оно стало разрастаться под фирмой «Братья П. и С.М. Третьяковы и В. Коншин». Открытие торгового дома под этой маркой состоялось 1 января 1860 года. Не прогадал он и в заботах о любимой дочери. Елизавета Михайловна в браке с Владимиром Дмитриевичем была счастлива. Тот, в свою очередь, души не чаял в своей супруге.

Заботу о жене и дочерях Михаил Захарович вверял Павлу и Сергею Михайловичам. Александре Даниловне он возвращал ее приданое в двойном размере — 30 тысяч рублей серебром. Каждой из трех дочерей — Елизавете, Софье и Надежде — оставлял по 15 тысяч. Обращаясь к сыновьям, М.З. Третьяков предполагает то, о чем он не говорит в первом документе: что супруга может после его кончины вступить во второй брак. Он словно намекает супруге: «Из могилы держать тебя не стану ». В завещании одного разночинца открыто сказаны слова, ставшие знаменитыми: «В замужестве и в сиденье вдовою, и в постриженье — ни в чем тебе не запрещаю, буди по твоей воле: буде лучше найдешь — забудешь, буде хуже нас будет — помянешь»115. Павла и Сергея Михайловичей он просит «любить и почитать мать свою, как Закон Божий повелевает, быть у ней в послушании. Жить вместе, буде она не выйдет после меня в замужество, довольствовать, как ее, так и сестер приличным содержанием»116. Кроме того, М.З. Третьяков распорядился: «... когда они, дочери, придут в возраст, то обязываю сыновей моих выдать их с согласия родительницы в замужество за людей достойных и при сей выдаче вручить каждой по пятнадцати тысяч рублей серебром со всею прибылью, какая может быть от дня моей кончины приобретена на те деньги по торговле»117.