Герои и чудеса Средних веков - Жак Ле Гофф Страница 13

Замок продолжает распространяться по всей территории христианского мира. Примером этого может служить Польша. Там, как можно видеть, были возведены как крепость рыцарей Тевтонского ордена в Мариенборге, так и новые городские замки польских королей. В XV веке рядом с кафедральным собором на центральной возвышенности Кракова в Вавеле строится Королевский замок. Придется ждать до 1611 года, пока польский король, перенеся столицу из Кракова в Варшаву, построит Королевский замок и в ней, и он, несмотря на явный характер резиденции, сохранит внешний вид и функции военной крепости. В ходе Второй мировой войны немцы разрушили Королевский замок в Варшаве, и все кончилось тем, что поляки решили восстановить его, что было как попыткой коммунистического режима завоевать расположение польского населения, так и – особенно – символом национального польского возрождения. Руководство восстановительными работами было поручено крупному польскому историку Александеру Жейштору. Так в конце XX века, совершив траекторию по историческому имагинарному, замок, как и кафедральный собор, тоже стал национальным символом.

В XV веке замок, и без того уже давно связанный с празднествами, становится подлинно театральным местом, театром жизни и театром мира (theatrum vitae, или theatrum типах). В ту эпоху место театра, который возродится к жизни позже и не без трудностей, еще занимали кафедральный собор и замок, игравшие роль театрального пространства в промежутке между Античностью и новейшей историей. Наиболее законченной и рафинированной моделью можно считать княжеский замок конца Средневековья Меюн-сюр-Йевр, сейчас почти полностью разрушенный, однако его легендарный облик в миниатюре можно видеть на картинках к «Великолепному часослову герцога Беррийского» начала XV века: «Если в нижнем ярусе построек укрепленного замка – отвесные башни, обманные нижние валы, суровость стен, протяженность рвов, то в верхнем ярусе он разворачивает перед нами всю изысканность уходящей готики: стеклянные окна, щипцы крыш с коньками, ощетинивающихся верхушками колоколен, выступы с громадным каменным рыцарем высотой шесть метров, возвышающимся на островерхой крыше залы для приемов, опорные балки и повсюду скульптуры, цветные изразцы с гербовыми символами герцога Жана Беррийского: лилией, медведем и раненым лебедем». Замок Меюн-сюр-Йевр словно сошел со страниц волшебной сказки о феях, материализовав мечту, прообразом которой начиная с XI столетия был укрепленный замок.

В период между запустением из-за неспособности противостоять артиллерии и бытовому дискомфорту и разрушениями, коим подверглась часть замков со стороны таких власть имущих, как Людовик XIII и Ришелье, стремившихся покончить с феодализмом, укрепленный замок более или менее погружается в летаргический сон. Упоминание образа замка в энциклопедиях XVIII века показывает, что в век Просвещения он стал обозначением ретроградного сельского феодализма.

Романтики, разумеется, воскресили замок. Путешествуя по Рейну, Виктор Гюго был очарован полным ностальгии силуэтом замков, и в те же годы движение за реставрацию, в ходе которого национальный немецкий романтизм вновь отстроил кафедральный собор в Кельне, способствовало обновлению, зачастую в фантастической манере, и тех крепостей, что украшали срединную равнину Рейна. Примером может служить реконструкция замка Штольценфельс, возведенного архитектором Арнольдом фон Изенбургом (1241–1259) – в 1688 году этот замок был разрушен войсками Людовика XIV. Город Кобленц в 1802 году смог похвалиться перед прусским князем Империи, будущим Фридрихом-Вильгельмом IV, только своими руинами. Тот поручил восстановление архитектору Карлу Фридриху Шинкелю, который занимался им начиная с 1836 года. Вышло смешение романтического воскрешения средневекового стиля с буржуазным духом стиля бидермайер XIX столетия. В этой реконструкции привлекает внимание театральный аспект; по правде говоря, это и было задумано как театр для княжеских представлений, гармонично сочетавший здание с ландшафтом. Внутреннее убранство прославляет средневековое рыцарство посредством настенных полотен на исторические сюжеты, оружия и доспехов.

Другие впечатляющие реконструкции замков будут осуществлены по совету власть имущих второй половины XIX века. Во Франции примером может послужить реконструкция, которую Вьолле-ле-Дюк сделал для императора Наполеона III и императрицы Евгении, – восстановление замка Пьерфон, построенного в начале XV века и теперь лежавшего в руинах. В восстановленном виде Пьерфон с его прославлением военных героев также стал образчиком возрождения средневековых восприятия мира и символики. Собор Парижской Богоматери и замок Пьерфон – то, что великий архитектор оказался еще и настоящим мастером воскрешения прошлого, отнюдь не случайно. Иной пример, еще более известный, – это ряд напоминающих призрачные видения замков «во вкусе Средних веков», построенных по приказу безумного короля Людвига II Баварского (1864–1886). Главные из них – Неушванштейн, Линдерхоф, Херреншиемзее, Хохеншвангау. Он и сам был перевезен в один из своих замков, называвшийся Берг, и утопился в окружавших его болотах.

Замок, как и собор, во времена романтизма превратился в метафору. Так, Жерар де Нерваль, которого неоступно преследовали мысли о замках, воспел «замок души человеческой», что, конечно, в свою очередь вдохновило Рембо:

И Верлен, сидя в одиночной камере в тюрьме Монс, превращает свою темницу в «замок души»:

Но замок может быть и знаком тирании. Виктор Гюго в романе «Девяносто третий год» именно так изображает крепость Де Ля Тург в лесу де Фужер. Здесь отношения между замком и природой навевают чувство страха: «Чудовище из камня вырастало из деревянного чудища». И, подводя итог крепости как символу тирании, Гюго пишет: «Ля Тург выглядел тем роковым следствием прошлого, которое в Париже зовется Бастилией, в Англии – лондонским Тауэром, в Германии – Шпильбергом, в Испании – Эскуриалом, в Москве – Кремлем, в Риме – замком Святого Ангела. Там, в замке Ля Тург, все 1500 лет Средневековья сосредотачивались вассальное рабство, право землевладения, феодализм».

А вот в польской национальной литературе ХIX века лежащий в руинах замок становится символом замка славы, который необходимо восстановить. Туг можно вспомнить Мицкевича с его знаменитыми «Паном Тадеушем» и «Гражиной», литовской сказкой о замке в Новогродеке, или Северина Гощиньского с романом «Король замка» (1842). Воплощением такого замка-мечты о рыцарской славе является замок Курник, близ Познани, с его залом трофеев и всем убранством.

В XX веке и вплоть до наших дней замок, сотворенный Средневековьем и доставшийся нам от него, по-прежнему волнует европейское имагинарное. В эпоху Средневековья крестоносцы пересадили его на палестинскую почву во время крестовых походов – как главный элемент христианского мира. Зрительным образом такого замка стала крепость Рыцарей в Сирии. Поразительно то, что один из самых легендарных авантюристов XX века, Лоуренс, до того как вступить в борьбу с арабами в окрестностях развалин своих замков, нарисовал и прокомментировал их историю в докторской диссертации, которую он в молодости защитил в Оксфорде.