Русское лихолетье. История проигравших. Воспоминания русских эмигрантов времен революции 1917 года и Гражданской войны - Иван Толстой Страница 14

Наша семья 21 ноября купила места в спальных вагонах, которые еще были, и мы уехали. Управляющий дома провожал нас на вокзал и несколько друзей. Была толпища солдат. И было ощущение, что уезжаем скорее от недостатка провианта, от приближающейся войны (ждали, что немцы могут нагрянуть в любой момент), а не от большевиков, и не потому, что предчувствовали какие-то ужасные расправы. Мы уехали в Киев, и я учился в киевской гимназии.

Вы застали в Киеве все главные события тех времен – подписание Брест-Литовского мира, немецкую оккупацию, потом петлюровскую?

Да, мы все это видели своими глазами. В январе в Киев пришли большевики, потом петлюровцы вернулись вместе с немцами, потом провозгласили гетмана. При гетманстве всех обуяла эйфория: гремели оркестры в Купеческом саду, и все петербургское общество, которое поселилось тогда в Киеве, смотрело, как пылал Подол, потому что какие-то местные коммунисты устраивали пожары.

Конец восемнадцатого, весь девятнадцатый и начало двадцатого года мы жили в Подольской губернии, в сорока верстах от Винницы. Власть менялась каждый день, приходили то одни, то другие банды. Кончилось все это для нас трагически – убили семью Щербатовых и семью моей сестры. Потом пришли поляки, и мы уехали с ними за границу. Это было в июле 20-го года. Мы поехали сначала в Литву, два-три года прожили в Литве. Продали там остатки леса. Потом я жил в Италии у моей сестры Щербатовой, потом – во Франции.

А как вы сейчас оцениваете то, что произошло в России в 1917 году?

Упадок власти начался еще в царское время, происходила хаотичная смена министров, власть обнаруживала недостаток воли. Непонимание кадетов, интеллигенции. Нужно было развивать новый монархический строй, парламентаризм, который был совсем еще молодой. Только если развивать все это, можно было прийти к другим результатам, такое у меня чувство. И нужно было десять лет России побыть без войны, нужно было время, чтобы укрепился этот новый строй, который спотыкался на каждом шагу. Тогда, может быть, России удалось бы избежать катастрофы.

Отец был всегда гораздо дальше от нас, чем мать, но всегда со всеми неприятностями мы обращались к нему. Например, однажды моя сестра очень поранила себя и боялась рассказать об этом. Она пошла и записалась в очередь в его канцелярии. Когда пришла ее очередь, она пришла к отцу и показала пораненную руку. Он сказал: «Хорошо, что ты не прошла первой», и вызвал доктора.

Вы помните отца как человека строгого?

Нет, веселого. Он с нами танцевал. Моя мать в деревне вечерами играла на фортепьяно, а отец по очереди нас всех приглашал танцевать, а я была такая короткая, что в воздухе танцевала. В деревне отец хотел, чтобы моя мать всегда играла ему на фортепьяно, а он ходил по своему кабинету, заложив руки за спину. Я это очень хорошо помню. Иногда вечерами он нам читал: Гоголя, всех русских классиков. Когда случались неприятности, он никогда не спускал нам слабости. Если я падала с лошади слишком часто, он долго молчал. Когда же он увидел, что все мое лицо изранено, потому что лошадь меня копытом ударила, он сказал: «Если еще раз ты упадешь с лошади, то ты будешь ездить в коляске, как старая дама». С тех пор я старалась не падать, а если падала, то старалась это скрыть.

Мы были все довольно левые. Старшую сестру мой отец называл Чаидзе (Марью Петровну Бок). Она всегда оппонировала ему, он это очень любил. Я помню девчонкой пошла с ним гулять, а он объяснял мне, что такое аграрная реформа. Точно уже всего не помню, но он говорил о стабильности, что ничего не должно быть сделано скачками. Говорил мне, что он как раз это проводит. Я помню, что мой отец подал в отставку, когда государственный совет провалил его реформу о морских штатах. Он сказал моей матери, что государственная дума провела закон, а старики в государственном совете все провалили, с ними труднее всего работать.

Помните, что ваш отец говорил о государе?

Чудно помню. Он говорил, что часто у него бывает и что с ним трудно сблизиться как с человеком. Была очень большая оппозиция в лице императрицы, которая не любила моего отца. Я очень хорошо помню взрыв на Аптекарском острове в 1906 году. Мы сидели в гостиной. Я подбежала к балкону и видела, как подъезжает ландо с людьми, которые бросили портфель и закричали: «Да здравствует, русская революция!» Была масса народу, у моего отца был приемный день, мой отец давал руку какому-то господину, которому вдруг оторвало голову. С той стороны Невы все окна лопнули. Мой отец единственный, кто не был ранен. Он выбежал и начал подбирать раненых. Мы в этот момент остались в доме. Своим портфелем они попали в приемную, где сидела масса народу. Почти все были убиты. Моя мать прыгнула со второго этажа и попала в щебень до талии, чтобы пойти к моему отцу. Мой брат и моя сестра Наталья были на балконе в момент взрыва. Балкон упал, и они были сильно ранены. Когда мой отец наконец-то нашел моего брата, он сразу поехал к государю. Нам подвезли катер и повезли в Зимний дворец. Пока мы ехали в Зимний дворец, то проезжали под всеми мостами, и мосты были полны народа с красными флагами. Я испугалась и спряталась под скамейку. Когда отец это узнал, он меня наказал и сказал: «Нам нельзя прятаться, когда в нас стреляют». Мой отец не хотел жить в Зимнем дворце, но государь приказал остаться, так как там нас могли лучше защитить. Когда мою сестру ранили, и она лежала в Зимнем дворце, то в один день пришел Распутин. Он пришел незваный, чтобы благословить мою сестру иконой. Когда до отца дошел слух, что Распутин в комнате моей сестры, отец пришел и попросил его немедленно уйти. Он выслал Распутина в Сибирь, и императрица его возненавидела за это.

Вы говорили, что ваши сестры были левые. Они спорили с отцом?

Левые, да очень. Я боюсь ошибиться, они все придерживались очень передовых реформ. Говорили, что народ бедствует, что надо отдать все народу, что мы пользуемся лишним. Отец говорил, что, отдав бестолково, ничего не получишь хорошего. Говорил, что надо предоставить возможность давать народу землю, давать землю необработанную.

Что вы помните о смерти отца?

Мы были в деревне, когда нам передали что отец ранен. Мы сразу поехали в Киев, но в живых его уже не застали. Все военные полки послали своих представителей. Когда его выносили, все знамена опускались. Хорошо помню, что какой-то мужик, наверное, старообрядец, хотел сказать слово, но его оттолкнули жандармы. Когда мы приехали из Лавры в Киев, там уже собирали средства на памятник. Я очень хорошо помню, что государь не приехал на похороны моего отца, и его очень за это критиковали. Когда убили моего отца, в ложе были две великие княжны, государь и наследник престола. Татьяна Николаевна писала императрице, что она не спала из-за этого ночь. На что в ответ она получила от императрицы, что это все вздор, как можно из-за этого ночь не спать.

У вас остались воспоминания о друзьях отца?

Александр Васильевич Кривошеин, которого отец считал своим преемником. Кривошеин был родом из очень простой семьи. Его жена часто спрашивала у нашей матери как воспитывать детей, как звать англичан. Об этом я помню. Мой отец говорил, что это никакой роли не играет, что Кривошеин невероятно умный человек. Я с ними разговаривала уже гораздо позже, когда стала взрослой. Когда у отца были серьезные разговоры, нас не пускали. Помню, когда я училась, то вставала в 6 утра. Так вот в это время мой отец только шел спать и вставал в 9 утра.