Загадка Александра Македонского - Неля Гульчук Страница 14

Всякий раз, когда она ехала по Священной дороге, соединявшей Элевсин с Афинами, она с большим волнением ожидала очередного поворота.

Достигнув наивысшей точки перевала Айгалеос, Таида, как обычно, приказала рабу остановиться, легко соскочила с повозки и подошла к краю обрыва. Перед ней расстилалась равнина Афин.

Таида выросла у подножия Акрополя, под защитой Афины Паллады, в широкой долине, обрамленной лиловыми горами. Всякий раз, стоя на краю обрыва, она вспоминала богиню Афину, заставившую распуститься священное оливковое дерево. Она с наслаждением вдыхала знакомый с детства аромат: соленый морской воздух смешивался с горьковатым, душистым запахом циний, которые росли по краям дороги.

Над равниной господствовали три горы: Гиметт, Парнас и Пентеликон. Каждая из них имела собственные краски и свой собственный характер.

Вершина Гиметта, изрезанная расщелинами, славилась своими пчелами. Народ утверждал, что именно здесь родилось искусство строить ульи и приучать пчел к труду.

Более высокий Парнас имел дикий вид и был покрыт густыми лесами. Охотники очень любили его, потому что там встречались волки, медведи и свирепые кабаны.

Самая выразительная из гор, окружающих Афины, Пентеликон, славилась знаменитыми мраморными карьерами.

Раз в год по этой дороге Таида с подругами сопровождали наставницу в Элевсин на мистерии.

Элевсинские мистерии были в античном мире особо почитаемы. Они касались культа «великих богинь». В незапамятные времена одна из греческих колоний, переселившаяся из Египта, принесла с собой в тихий залив Элевсина культ великой Исиды под именем Деметры, или Вселенской матери. С тех пор Элевсин стал центром посвящения.

Небольшой храм с ионическими колоннами, великой девственницы Персефоны, притаился в глубине долины, среди священной рощи, между групп тисов и белых тополей. У входа в храм пришедших встречали иерофантиды, жрицы Персефоны, в белоснежных пеплумах, с венками из нарциссов на головах. Они пели священные мелодии дорийского напева, сопровождая свои речитативы ритмическими жестами.

«О, стремящиеся к мистериям! То, что вы увидите, изумит вас! Вы узнаете, что ваша настоящая жизнь – не более чем ткань смутных и лживых иллюзий. Сон, который окутывает вас мраком, уносит ваши дни в своем течении. Но позади этого круга темноты разливается вечный свет. Да будет Персефона благосклонна к вам, и да научит она вас переплывать этот поток темноты и проникать до самой небесной Деметры!»

Но самым запоминающимся для Таиды был последний день, когда вечером в священной роще жрицы храма под открытым небом разыгрывали сцену похищения Персефоны. Она улыбнулась, вспомнив слова Деметры, обращенные к Персефоне: «Не слушай голоса хитрого Эроса с чарующими взглядами и коварными речами».

– О чем ты задумалась, Таида? – услышала она голос Лисиппа.

– О переменчивости судьбы…

– Я слышал, ты происходишь из знатного царского рода по линии отца…

– Да, но персы истребили весь мой знатный род… И вот я… гетера…

– Гетера!.. Ты должна радоваться этому, а не печалиться… Ведь красота – дар богов, более могущественный, чем власть и богатство. Красота приносит радость людям, взирающим на вас…

– Талант – тоже дар богов, Лисипп! А произведения искусства приносят радость душе, – ответила она ему.

Таида и Лисипп подъезжали к Афинам. Оба жадно всматривались вдаль.

На пологом склоне холма уже отчетливо были видны стены города и красная черепица крыш… И вдруг они увидели над городом сверкающее, подобно звезде, копье…

– Богиня Афина! – с восторгом произнес Лисипп. – Это ее копье блестит… Оно светит золотой звездой морякам, плывущим домой… Фидий обессмертил себя на века…

– Афинское государство всегда славилось великими людьми… А теперь… небеса Афин покрыты тучами, – с грустью сказала Таида. И неожиданно спросила: – Лисипп, ты помнишь битву при Саламине?

– Меня тогда не было в живых…

– А я помню… Наставница так ярко рассказывала об этом. Это была самая славная для эллинов битва, потому что они защищали свою родину от персидских варваров…

– Золото персидского царя и сегодня сжирает души эллинов. Оно, подобно смертоносному яду, разлилось по рукам трибунов и городских властей.

– Ты прав, Лисипп. Внутри Афин мятежи и ссоры разнузданной демагогии.

Лисипп рассмеялся:

– Я никогда не предполагал, что красивую женщину так могут волновать политические события. Ты должна думать о любви, о поклонниках, об искусстве, в конце концов.

Таида оставила слова Лисиппа без ответа. Она подняла голову к Акрополю… Ей захотелось немедленно соскочить с повозки и побежать по тропе, огибающей холм Акрополя, и ступить на мраморные ступени, ведущие в прекрасный мир эллинской богини. Ей вспомнились врезавшиеся с детства в душу слова матери: «Персы ворвались в Аттику и опустошили Афины…»

Она услышала низкий, ласковый голос Лисиппа, который словно читал ее мысли:

– Трудно поверить, что этот город был когда-то опустошен.

– Да, – со вздохом ответила Таида, – я никогда не забываю об этом.

– Как могли афиняне допустить варваров в свой город? – задумчиво произнес Лисипп.

Таида отчетливо увидела торжествующего врага разнузданно танцующего на развалинах ее родины. Ее глаза наполнились гневом:

– Это были несметные полчища. Вот на этом холме, что против Акрополя, стояли персы. Отсюда они вели осаду. Они завертывали стрелы в паклю, зажигали, а потом стреляли ими из луков. Афины горели. Укрепления обрушились, и варвары вошли в Акрополь. Среди защитников были и мои предки. Они погибли…

По щекам Таиды текли слезы. Как будто все происходило с ней. Она живо представляла это опустошение, дым, пепел, горящие развалины родного города.

Лисипп ласково погладил ее по руке:

– Смотри, твой любимый город снова стоит во всей красоте!

Не сговариваясь, они сошли с повозки и пешком направились к Акрополю. Глядя в глаза Таиде, Лисипп с улыбкой проговорил:

– Хорошее дело надо начинать с утра!..

К Акрополю Таида и Лисипп поднимались по тропе, которая вела их по уступам холма вокруг Парфенона – большого храма Афины Паллады. Парферон был виден им то с одной стороны, то с другой. И наконец Таида, а следом за ней Лисипп ступили на белый мрамор священных ступеней Парфенона.

– Вот образ порядка, создание чистого разума, – воскликнул Лисипп.

Таида указала на Эрехтейон:

– А там растет священная олива Афины – прародительница всех олив, выросшая из камня.

Лисипп и Таида замолчали, залюбовавшись раскинувшимися внизу площадями и улицами Афин, освещенными утренними лучами. Отсюда хорошо была видна Агора, колоннады нижних храмов и портиков, театр Диониса, Одеон, Булевтерий, Толос, крыши жилых кварталов, башни Дипилона и Священных ворот. В той стороне, куда смотрела Афина Парфенос, возвышались два холма: ближний – Ареапагос, на котором находилось верховное судилище, и дальний – Пникс, на котором стояли храм Ареса и Литос, камень, с которого перед народным собранием выступали ораторы и стратеги. В пещерах под Пниксом томились узники, так же Сократ и Фидий, великий философ и великий скульптор.