Амазонки - Аркадий Крупняков Страница 14

— Да. Настанет последняя ночь... Ты будешь следить, как убитых мужчин будут бросать в воду...

— Антогора тоже.

— Она будет с храмовыми.

— Дальше?

— Я принесу своего последним. Он не будет задушен, но ты не заметишь этого. Ликоп прекрасно ныряет и выплывет на том берегу.

— Надо подумать.

— Я буду молить богов, чтобы они даровали тебе дочь. Помоги мне.

—- Затея твоя безумна, Лота, но я не могу отказать. Да будет так.

Лота бросилась к царице и обняла ее.

— Отпусти! Ты знаешь, я не люблю нежности. Греби к берегу — слышишь, в долине звучат флейты и пектиды. Пойдем к девам, будем петь, танцевать и пить вино. Будем славить Диониса и Вакха. Сегодня последний день.

— Пойдем, царица! И да будет этот день не последним днем нашей любви.

— Ты сумасшедшая, Лота. Пусть помогут нам боги.

Долина, залитая ярким солнцем, пестрела разноцветней одежд, она была наполнена музыкой, песнями. Горели костры, готовилась еда, служанки ходили по лугу с амфорами на плечах и разносили вино. Подвыпившие амазонки сбросили свои хитоны. Где?то в кустах звучит боевая песня амазонок:

Медью воинской блестит, весь оружьем убран, дом — Арею в честь! Шлемы тут как жар горят с хвостами белыми на них— Гефесту в честь! Ряд там бронзовых кольчуг, медных поножей ряды — Битвы ждут! И халкидский здесь булат, пояс, перевязь и щит — Готово все!

Идут Годейра и Лота по лугу, приветствуют их амазонки, зовут к своим кострам пить вино, петь песни, плясать...

После полудня утомленная и слегка пьяная Годейра возвращалась в шатер. Трутень проснулся и ждал ее. Амфора лежала на боку пустая. Он протянул к ней могучие, в узловатых мышцах, руки и что?то начал говорить. Годейра оттолкнула его. и хлопнула дважды в ладоши.

— Принеси вина, — приказала она служанке и указала на амфору.

Та скоро вернулась с полным сосудом. Передав его трутню, царица легла на постель и мгновенно заснула.

Проснулась от оглушительного храпа, вытянула фитиль светильника. Клепсидра [6]показывала полночь. В открытый вход светила яркая луна. Амфора снова лежала на боку, а трутень, запрокинув голову, валялся посреди шатра, широко открыв рот. Слюна вытекала на усы, протекала в ноздри. Пьяный тяжело дышал, со свистом выгонял воздух через нос, отчего слюна пузырилась, лопалась и разбегалась по сторонам. На бороде виднелись кусочки мяса и хлебные крошки.

Годейра брезгливо сплюнула в сторону, вышла из шатра. Ее уже ждали служанки.

— Пора, — сказала тихо царица и возвратилась в шатер. Спокойно взяла тяжелый бронзовый кувшин и ударила в висок мужчины. Пьяный дрогнул, взмахнул руками и перевернулся на живот. Еще удар по затылку — человек снова перекинулся на спину. Схватив набитую шерстью подушку, Годейра бросила ее на лицо трутня и придавила ее коленом. Дважды дернувшись, мужчина затих.

Вошли служанки, подняли мертвое тело и понесли к озеру. Царица пошла вслед. Через водную гладь озера пролегла лунная дорожка. Годейра махнула рукой, служанки раскачали тело и бросили в воду. Лунная дорожка покачнулась, разбежалась по озеру золотистыми бликами. Подошла Лота. Лицо ее было бледно, но держалась она твердо. За нею рабыни несли Ликопа. Голова его свесилась вниз, и царица не могла понять, жив ли возлюбленный Лоты или мертв. Раздался всплеск, лунные пятна снова разбежались по воде, потом сошлись вместе, дорожка выпрямилась, легла, как и прежде, на черное зеркало озера.

Ни один мускул не дрогнул на лице царицы.

... Спустя несколько минут на противоположном каменистом берегу вода распахнулась, зашевелились нависшие над озером кусты, и затем все смолкло.

Праздник в долине любви закончился.

У эллинов первый месяц зимы посвящен богу Посейдону. Амазонки называют его по–своему: месяц Щита и Колыбели. Потому, что всякая, побывавшая в этом году на агапевессе, готовит из своего щита колыбель. Готовит сама, будь она царица или простая гоплитка.

Настало время заводить колыбель Лоте и Годейре. Шел к концу последний месяц беременности, в храм на роды уже пришли первые амазонки. Царица с утра приказала открыть оружейный зал и прошла туда. По стене слева висели мечи: свои и вражеские, взятые в боях, по углам стояли копья и пики, на передней стене, по обе стороны узкого окна, развешены луки и колчаны со стрелами. Вся правая стена в щитах. Здесь и круглые, малые и большие, здесь и щиты в виде полумесяца, есть легкие квадратные, есть бронзовые, кованые, обтянутые кожей, сплетенные из ивняка. Годейра долго и придирчиво выбирает щит: нужно взять такой, чтобы он был достаточно широк и новорожденному лежать в нем было просторно, пусть он будет и глубок, чтобы ребенок не выпал из него. И еще существует поверье: если щит применялся в бою неудачно, счастья девочке он не принесет.

Царица дважды прошлась вдоль стены и наконец выбрала щит, с которым она ходила в поход на халибов. Поход этот был победным, щит глубок, а метка царицы—пчела на сотах — хорошо сохранилась. Царица сняла щит и спустилась вниз. Здесь ждали ее служанки со шнурами. Осталось приладить к щиту три шнура — и колыбель готова. С нею амазонка идет в храм рожать. Здесь жрицы покроют ей лицо священным» покрывалом, примут ребенка и унесут. Если родится мальчик — его унесут в левый притвор храма, чтобы утопить, если девочка — в правый притвор, чтобы омыть в священных водах. Ребенка не показывают матери, так повелела богиня Ипполита: его положат в щит–колыбель и передадут паннорию. Там девочка будет воспитываться на козьем молоке, и только через пять лет мать узнает, что у нее есть дочь.

Царица Годейра трижды входила в храм на ложе родов, и трижды ей выносили пустой щит. А это означало, что боги гневаются на нее и посылают мальчиков.

Неужели и в этом году Священная с лицемерным сожалением положит перед нею пустую колыбель?

У амазонок чувство материнства притуплено, Годейра могла бы обойтись и без дочери, но она царица и ей нужна

наследница. По правилам, установленным издавна, Священный Совет может лишить царицу трона, если она четырежды родит мальчиков.

Неужели боги не хотят, чтобы она правила Фермоскирой, неужели и сейчас она носит под сердцем презренный плод?

Мысли царицы прервала служанка. Она вошла и сказала, что пришла Лота. Годейра кивнула головой: зови.

— Я удивлена, Лота, — сказала царица, увидев подругу. — Последние дни, а ты пришла в такую даль...

— Я не пришла, я приехала.

— Колесницей?

— Верхом.

— Ты с ума сошла, Лота. Ты забываешь о ребенке.

— Ничего. Если девочка — пусть привыкает. Не об этом я хочу с тобой говорить...