Дева Баттермира - Мелвин Брэгг Страница 14

— Всей душой. И даже более того: я последую за вами, сэр, поднимаю свой бокал в вашу честь… нет… я провозглашаю за вас тост… совсем как за мистера Питта — великого англичанина.

Они выпили еще по порции портвейна, дополнительно нагрузив печень.

— Все дело в путешественниках, мистер Вуд. Я изо всех стремился найти себе товарища в своем путешествии по Озерному краю. Позвольте заметить, у меня нет ни охоты, ни времени заводить знакомства с нетитулованными мелкопоместными дворянами. Что же касается людей благородного происхождения, то многие из них, как я уже упоминал, могут оказаться знакомы с моим старшим братом, или со мной, или с моим отцом, или с тем и другим одновременно. А у меня нет ни малейшего желания поддерживать семейные отношения во время моего путешествия инкогнито. Семья может погубить любого, вы не находите, мистер Вуд? В то самое время, как мы усердно налегаем на весла в крохотном и утлом суденышке, прокладывая собственный путь по океану, семья из темных глубин прошлого протягивает к нам свои длинные щупальца, оплетает наше суденышко, словно змея, и затягивает в пучину, подобно гигантскому осьминогу. Близкие нам люди даже могут быть настроены весьма и весьма доброжелательно, но мы-то сами как можем судить об этом, мистер Вуд? Мне уж не раз доводилось видеть подобную картину, когда змеиные щупальца опутывают беднягу и увлекают его на самое дно…

Мало-помалу его голос набирал силу. Многие годы подряд прожив в полном одиночестве, что, собственно, и привело его к теперешнему отчаянному положению, Хоуп и сам отдавал себе отчет, насколько трудно ему противостоять тяге к общению. Ньютон наверняка бы обвинил его в чрезвычайной небрежности. Однако сегодня день выдался особенно тяжелым: долгий переезд, прибытие, знакомство с Кесвиком, чему он вовсе не был рад, затем это возлияние. И все же его пьяная лесть позволила ему заполучить самого преданного союзника. Ньютон никогда не понимал, что изредка наступают моменты, когда ты просто вынужден проявлять неумеренность, которая в конечном итоге учит тебя быть куда более снисходительным к собственным недостаткам, и часто, как ни странно, дарует тебе некое вознаграждение за вынужденные лишения. Однако коварный портвейн мало-помалу погружал его в полусонное состояние после долгой дороги, казавшееся Хоупу блаженной роскошью. Но Вуд по-прежнему ничего не мог понять насчет богатых путешественников. Вдаваться в объяснения уже было поздновато. Вскоре хозяин гостиницы и сам догадается, что имел в виду Хоуп. Теперь Джордж Вуд стал его горячим поклонником.

Богатый жизненный опыт подсказывал Хоупу, что завтра, когда он проснется после попойки, его состояние будет не из лучших. И все же, несмотря на последствия, ему надлежало заручиться поддержкой хозяина гостиницы. Случается, что лучшим средством от перепоя оказывается лишняя порция спиртного. Дэн и Мальчишка-мартышка вместе с шестью другими слугами давным-давно улеглись спать на чердаке конюшни, вмещавшей всего лишь три стойла. Служанкам повезло гораздо больше, им были предоставлены кровати в двух мансардах. Среди постояльцев гостиницы, решил Хоуп, нет никого, чье общество представляло бы интерес, хотя один или два были весьма состоятельны. В крайнем случае он мог бы воспользоваться их услугами или кошельками, но не более того. Однако все они уже улеглись спать, удалившись в свои комнаты, как и хозяйка гостиницы, которую мистер Вуд великодушно отпустил после того, как она принесла им вторую бутылку портвейна.

Они сидели на дубовой скамье в маленькой уютной комнатке, торф в камине занялся ярко и быстро, разгоняя мрак и прохладу наступившей ночи. Даже лошади давно спали. Всю эту картину полковник видел как бы со стороны. Эта его способность отрешиться от собственного тела и взглянуть на мир с иной точки зрения могла бы показаться ужасающей, однако сам он чаще всего испытывал от нее истинный восторг. Он «видел» двух мужчин с бокалами портвейна в тихой уютной комнатке в «Голове королевы», расположенной в центре маленького, погруженного в сон городка. Видел он и сам городишко, раскинувшийся на берегах двух озер в ложбине между древними горами, которые, при всем своем величии, представлялись ему лишь крохотными точками на бесконечно огромном лике Земли под бескрайними небесами, раскинувшимися над головой…

— Вы верующий человек, мистер Вуд? — неожиданно для самого себя поинтересовался он.

— При моем деле у меня остается не так уж много свободного времени на религию… конечно, мне прискорбно говорить об этом, сэр, но если уж на то пошло, да, я считаю себя верующим.

— А я вот не представляю себе жизни без религии, — продолжил его высокий гость, и на сей раз речь его отличалась удивительной рассудительностью и благоразумием. С нее словно бы слетел налет праздного многословия, которое до сих пор было так характерно для всех его рассуждений. — Святая Троица утешала меня в темные дни моей жизни. Именно к этому мы все и должны стремиться.

— И то правда. — В некотором замешательстве Джордж Вуд поднял свой бокал, да так и застыл с ним. — Аминь, — пробормотал он наконец, но так и не отхлебнул. — Тут неподалеку был пример чуда творения, вот только помер несколько лет назад, — сказал он, оживившись от мысли, что столь тяжелая для его понимания философская беседа все-таки осталась позади. — Вы никогда не слыхали о человеке по имени Черный Джек?

В этот момент полковник набивал трубку, он лишь отрицательно покачал головой, и Вуд принялся пересказывать ему одну из своих любимых историй. Она была призвана послужить иллюстрацией того, что трактирщик назвал «чудом творения», хотя история его могла бы с тем же успехом служить для десятка-другого иных примеров — «равенства между людьми», «влияния холмистого края» и даже «козней дьявола».

— Черный Джек был негром, слугой в Грэйтвейтской низине, принадлежавшей мистеру Роулинсону. Он просто творил чудеса с лошадьми, хотя в тех местах, откуда он родом, лошадей отродясь не водилось. Вот потому-то Роулинсоны и заплатили за него сущие гроши. Во всяком случае, проработал он так год или два, а после принялся вдруг учиться. Никто так и не разобрал, чего вдруг. Но вскоре оказалось, что умеет он читать и писать, он брал у мистера Роулинсона книги, а после еще принялся учить математику, уж потом сам выучился играть на скрипке. Да не только играть: он и сочинять сам взялся, и у нас тут до сих пор множество песенок поют, что Черный Джек сочинил.

Вы теперь наверняка подумаете, будто это все дело рук мистера Роулинсона, но ничуточки. Слыхал я, что мистер Роулинсон был не слишком-то доволен: уж скажу все как на духу, слыхал я, будто мистер Роулинсон даже палки в колеса вставлял Черному Джеку, а книги ему давал читать и держал его только из-за лошадей. В нашем краю многие бы хотели взять себе Джека, уж больно ценили то, как он с лошадьми управлялся, а мистер Роулинсон был завистливым человеком.

Но Джек все делал сам, вместо письменного стола — ящик из-под кукурузы, а крохотный уголок амбара, где он жил, служил ему и библиотекой, и кабинетом, и всем остальным. Да все знали — что уж там лошади, — он, ко всему прочему, еще и сильным человеком был. Что ему переплыть озеро туда и обратно, не отдохнув ни разу! Он мог побить любого из здешних, я как-то толковал с отличными борцами из Камберленда и Вестморленда, которые с ним сражались, да проиграли. Гордился он своей учебой и радовался ей. И никто в округе так и не смог понять этих его увлечений: мистер Роулинсон и несколько джентльменов как-то позвали его в дом после обеда, чтобы он показал им свои способности, но до меня дошло, они там над ним потешались, а после даже шестипенсовик дали; да только никто из них не мог с ним сравниться, вы понимаете — наши мелкопоместные дворяне никогда ничем таким не интересовались, ни событиями в мире, ни спортом.