Война солдата-зенитчика. От студенческой скамьи до Харьковского котла. 1941-1942 - Юрий Владимиров Страница 14

На следующий день нам объявили, что в институте будут менять комсомольские билеты и для них понадобятся новые фотографии. Поэтому 12 февраля, в день, который выдался теплым и солнечным, я в фотоателье на Калужской площади сфотографировался на малые фото дважды – без головного убора в пиджачке и в серой кепке и зимнем пальто. А дома точно в это же время, как оказалось, хоронили скончавшегося 10 февраля в девятом часу ночи отца, фотографируя его вместе с членами семьи и другими близкими, среди которых меня, конечно, не могло быть. (7 февраля его привезли из больницы домой, так как посчитали, что здесь ему будет лучше, но так не получилось, и он дома же умер.)

14 февраля, наконец, я пересдал на тройку голубоглазому и доброму доценту Мельникову экзамен по математике. А 16 февраля после обеда, непосредственно перед началом занятий по физкультуре в спортивном зале Дома коммуны заглянул в висевший на стене комендатуры ящик с поступившими письмами и нашел в нем долгожданное письмо из дома. Оно сразу же удивило меня тем, что адрес на конверте и само письмо были написаны не привычной для меня рукой отца, а рукой брата Геннадия, который до этого никогда еще ко мне не писал. Поэтому сразу же меня охватила тревога, и это оказалось неспроста: брат написал, что «10 февраля умер величайший русский поэт А. С. Пушкин, и с этим днем совпала смерть нашего отца. Похоронили его с большим почетом 12 февраля. День был ясным и теплым».

Инстинктивно меня охватили громкие рыдания, и преподаватели, узнав, что со мной произошло, немедленно предоставили мне освобождение от занятий. Я вернулся с помощью друзей в свою кабину и, потрясенный страшной вестью, долго-долго провалялся на кровати, плача беспрерывно. Пришедший с занятий Степан несколько успокоил меня, после чего я дал себе клятву, что впредь буду учиться только хорошо.

Последние годы моей студенческой жизни, непосредственно предшествовавшие войне, были одними из наиболее счастливых в моей судьбе. Учеба была интересной, хотя давалась и нелегко. У меня было множество друзей. Я жил в городе своей мечты – Москве – и большего не желал. Не имея возможности долго отвлекаться на историю своей предвоенной юности, расскажу лишь отдельные ее наиболее интересные эпизоды.

1 сентября 1939 года осталось навеки печально известным тем, что в этот день Германия напала на Польшу, после чего через два-три дня Великобритания и Франция объявили войну Германии. Так началась Вторая мировая война. Правительство СССР, естественно, сразу тихо начало мобилизацию резервистов, и она стала проводиться во все увеличивающемся масштабе.

17 сентября наши войска вступили на территории Западной Украины и Западной Белоруссии (для проведения этой операции были мобилизованы даже несколько наших студентов-старшекурсников, отслуживших ранее в армии, и особенно – имевшие военные командирские звания). В сентябре же Эстония, Латвия и Литва были вынуждены заключить с СССР договоры о «взаимопомощи».

В этот период на втором курсе учебы в институте очень большое значение у нас стали придавать изучению предмета «Военное дело», занимавшего 140 учебных часов. По этому предмету (в основном по пехотной специальности) нам пришлось летом 1940 года держать экзамен, который я сдал на пятерку. Кафедрой военного дела в те годы руководил авиатор майор Осинцев, а чаще всего преподавал предмет, а особенно тактику, нерослый и сутулый пожилой полковник-артиллерист Горин, который был очень интеллигентным и добрым человеком. На занятиях по военному делу мы хорошо изучили трехлинейную винтовку образца 1891/1930 годов конструкции С. И. Мосина калибра 7,62 мм и даже стреляли из нее боевыми патронами.

Однажды в один из несолнечных прохладных, но сухих дней конца апреля 1940 года полковник Горин повез нас на электричке с Курского вокзала до станции Битца, где мы вышли и направились влево от полотна железной дороги, направляясь по полю в сторону леса. Местность была хорошо пригодной для проведения военной учебы, и Горин провел с нами практическое занятие по отработке тактики боя, включая перебежки, лазания по-пла стунски и пр. Все проходило очень весело, и это занятие многие из нас запомнили на всю жизнь.

Еще одним незабываемым для меня и моих друзей событием, связанным с изучением предмета «Военное дело», была сдача норм на значок ПВХО (кажется, второй ступени, а значок ПВХО первой ступени у меня уже был). Для этого в один из теплых солнечных майских дней 1940 года нас привели в Нескучный сад рядом с Окружной железной дорогой и заставили спуститься в ближайший к ней длинный и глубокий овраг, выходивший к Москве-реке. В этом овраге находился деревянный барак, предназначенный специально для сдачи норм на значок ПВХО. Нас ввели в тот барак, который изнутри был хорошо загерметизирован, заставили надеть на лицо противогаз, а на остальные части тела – противоипритный костюм, усадили на скамейки и заполнили барак ядовитым газом (по-видимому, хлорпикрином). Затем двери барака плотно закрыли, нас оставили в нем положенное время и потом выпустили на волю. Таким образом, мы все благополучно сдали нормы на значок ПВХО. Разумеется, занятие это было далеко не из приятных. Слава богу, теперь от того барака не осталось и следа, и на месте этого строения устроен хороший пруд, возле которого летом люди загорают под солнцем, а молодежь еще и купается…

В дополнение к сказанному о военной учебе отмечу, что в апреле 1940 года в институте организовали курсы пулеметчиков, которые вел один из отслуживших ранее в армии студентов – третьекурсник Котов, одновременно являвшийся редактором институтской многотиражной газеты «Сталь» и секретарем комсомольской организации. На курсах изучали громоздкий, старой конструкции пулемет «Максим» и часто стреляли из него в тире. Я очень хотел записаться на них, но мой сосед по кабине Степан Кадышев, еще ранее «уполномоченный» моим покойным отцом всячески следить за мной, не дал мне это сделать, и, как я теперь полагаю, поступил правильно…

1 и 2 ноября 1939 года состоялось официальное принятие Западной Белоруссии и Западной Украины в состав соответствующих республик СССР. Где-то в середине ноября 1939 года в аудитории номер 41 института состоялась большая лекция одного молодого полковника о международном положении. Она была для нас очень интересной. При этом лектор лихо жонглировал опасными словами и хвастался «блестящими» перспективами для нашей страны в военном отношении. Он открыто заявил, что вскоре и Финляндия будет в составе СССР, так как «вот-вот начнется война с этим мелким государством, и после того, как болота на границах и внутри Финляндии замерзнут, наши танки легко промчатся до Хельсинки и ее границ со Швецией и Норвегией».

И действительно, 30 ноября началась финская война. При этом некоторые студенты и аспиранты нашего института, как и других вузов, предприятий и организаций, сразу подали заявления о включении их в состав лыжных батальонов, направляемых на фронт против белофиннов. Подумал было и я сделать то же самое, но Степан решительно отверг мое намерение. В итоге от института записались в лыжный батальон лишь несколько самых отборных лиц, но отправиться на фронт, к счастью, они не успели.

Летом 1940 года руководство страны, готовясь к неизбежной войне, приняло ряд новых, очень серьезных мер по укреплению трудовой дисциплины, обеспечению режима экономии, повышению эффективности и качества труда и увеличению выпуска продукции. Началось создание строго специализированных по профессиям ремесленных (РУ) и профессионально-технических (ПТУ) училищ и школ фабрично-заводского обучения (ФЗО), куда стали мобилизовывать подростков, их одевали в форменную одежду – шинели и пиджачки с петлицами на воротнике и фуражки с соответствующими эмблемами и поселяли в особые общежития-казармы.