Унижение России. Брест, Версаль, Мюнхен - Анатолий Уткин Страница 14

До сих пор на всех трех стадиях — царизм, Временное правительство, Советская власть — англичане поддерживали единство России, иной подход даже не возникал. И только в декабре 1917 г. Лондон как бы прощается с вековым конкурентом — союзником, страной, с которой он воевал в Крыму, враждовал в Персии, на Дальнем Востоке и с которой он крушил Наполеона и Вильгельма Второго. Лондон впервые в течение веков начинает изучать перспективу развала великой страны и выражает желание участвовать в этом расколе. Активным проводником этой политики становится в конечном счете и посол Бьюкенен. Россию начинают рвать на части. Запад обосновывает свою позицию требованиями мировой войны, социальной угрозой большевизма, геополитическими соображениями.

Стенограмма заседания военного кабинета 3 декабря 1917 г. говорит о необходимости содействия формированию т. н. южного блока, включающего в себя Кавказ, казачьи земли и Украину, которые могли бы создать «стабильное» правительство. Здесь, базируясь на старой армии, можно было бы сформировать новое государственное образование, независимое от большевистских столиц. Более того, имея нефть, уголь и хлеб, этот блок, полагали англичане, мог бы впоследствии контролировать и всю остальную Россию. Посол Бьюкенен получил соответствующие указания: «Вы должны обеспечить казаков и украинцев всеми необходимыми фондами, действуйте способами, которые посчитаете целесообразными» [77].

Ллойд Джордж не был бы гениальным политиком, если бы доверялся умозрительным схемам. Будущее не дано знать никому, а настоящее достаточно печально: британская армия не имеет резервов, воля Франции к борьбе на исходе. Италия зализывает раны после жестокого поражения у Капоретто. Сомнения хороши как условие работы духа, но пока ничто не позволяло предполагать, что большевизм уйдет с политической арены как эфир истории. А если не исключено, что большевизм в России надолго, то именно из этого факта и следовало исходить. Какова цена донесениям из Петрограда, говорящим, что Ленин и Троцкий — платные агенты Германии? Примитивных оценок следовало избегать. Обстоятельства сегодняшнего дня не должны скрывать перспективы, в которой Россия всегда будет одним из самых значительных факторов. Ллойд Джордж достаточно твердо заявил окружению, что, прежде чем помогать различным врагам большевизма, необходимо оценить сам большевизм, его способности, вероятность эволюции и определить, стоит ли борьба возможных дивидендов.

Ллойд Джордж начинает сомневаться в правильности курса на демонтаж Австро-Венгрии. 5 января 1918 г. он публично декларирует, что развал дунайской империи не является военной целью союзников. Он еще верил в возможность отсоединения Габсбургов от Гогенцоллернов. В этом взгляды британского премьера радикально отличались от воззрений американского президента.

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ПУНКТОВ

Японцы начали высадку войск во Владивостоке. Представляющий жесткую линию государственный секретарь Лансинг заметил довольно благодушно: «Экономическая ситуация (в России) дает им (японцам) определенные преимущества, но это обстоятельство не может не наложить на них некоторые политические и военные обязательства» [78].

Представителей другой, более дружественной России линии сразу же начали одолевать сомнения в отношении здравости предоставления японцам карт-бланша во Владивостоке. Они напоминали, что Америка вступила в войну с золотыми словами об отсутствии интереса к территориальным приращениям и репарациям. Если Америка пойдет на поводу у союзников, то те живо обозначат зоны своих преференций в России, сделают из нее новый Китай, а Соединенным Штатам, в очередной раз оттесненным, придется опять, как и в Китае, придумывать новую доктрину «открытых дверей». Из Вашингтона было достаточно хорошо видно, что не военная конъюнктура определяет действия японцев, не экстренное желание восстановить Восточный фронт, не желание поддержать Запад в критический час.

Президент Вильсон после первоначального молчания не поддержал Лансинга. Он в данном случае не посчитал разумным помогать японцам и западноевропейцам делить Россию на зоны влияния. Его не устраивал сам подход: одно дело найти и поддержать русского генерала, который из патриотических побуждений поведет русских солдат в старые окопы, а другое — опереться на империалистическую державу, озабоченную созданием зоны влияния в максимальном объеме.

2 января 1918 г. Хауз записал в дневнике, что Соединенным Штатам следует искать сближения с большевиками и постараться «распространять нашу финансовую, промышленную и моральную поддержку по всем мыслимым направлениям» [79]. Посол Френсис телеграфировал в тот же день, что начинают выявляться каналы воздействия на большевиков, предотвращения подписания сепаратного мира с Германией. Дело в том, что глава организации американского Красного Креста в России Р. Роббинс сумел наладить связи с большевиками из высшего руководства и, по его сведениям, комиссар внешних дел Троцкий склоняется к тому, чтобы прервать русско-германские мирные переговоры. Роббинс не колеблясь заявил Троцкому, что в случае разрыва с немцами Россия не останется в одиночестве, посол Френсис будет немедленно рекомендовать своему правительству осуществить быструю и эффективную помощь России. Контакты Роббинса увеличили веру американцев, что русская ситуация может быть контролируема.

Отвечая на брошенный Октябрьской революцией вызов, Вильсон в начале 1918 г. готовил заглавную речь своей мировой дипломатии — об условиях предстоящего мира. По словам одного из наиболее известных исследователей «вильсонизма», Ч. Сеймура, «главной причиной выдвижения мирной программы США являлось положение в России» [80]. Вильсон начал интеллектуальный бой за умы современников. Никогда прежде в американской истории — да и не только в американской — не планировалось пропагандистской операции такого масштаба. Даже обычно хладнокровный Вильсон был явно увлечен ее размахом. Всю первую неделю 1918 г. Вильсон обсуждает вопрос, что должно быть сказано в его мирной программе в России. Ей и Брест-Литовскому миру он посвятил почти половину программной речи. Президент отталкивался от постулата, что этот мир непрочен. В Брест-Литовске напротив советской делегации сидят «военные лидеры, у которых нет иной мысли, кроме как удержать захваченное» [81].

В этой получившей большую огласку речи о «четырнадцати пунктах» — американской «хартии мира» — президент выступил умелым идейным вождем своей страны. В первом из четырнадцати пунктов содержалось осуждение тайной дипломатии. Это был удар как по коварным планам центральных держав, так и по тайным договоренностям союзников. Вильсон не только не стал хулить петроградские публикации, но, напротив, похвалил высокие стандарты в международных отношениях, методы открытой дипломатии, продемонстрированные Советской Россией. Желание России вести открытые переговоры отражает, мол, «подлинный дух современной демократии». Американская демократия постарается соответствовать моральным принципам, исповедуемым Россией. Вильсон осудил тайную дипломатию, скрытые от народов договоры, манипулирование судьбами народов.