Сталин - гробовщик Красной Армии. Главный виновник Катастрофы 1941 - Владимир Бешанов Страница 14

Танк сопровождения Т-26 образца 1931 года

Схема индивидуальной подвески танка Кристи

Советский быстроходный истребитель БТ-2

Не прошло и года, как опьяненный головокружительными успехами в деле ограбления крестьянства и форсированной «социалистической реконструкции» Сталин изменил свою точку зрения. В феврале 1931 года он потребовал выполнить пятилетку в три года, а в июле М.Н. Тухачевский был назначен заместителем председателя Реввоенсовета и начальником вооружений РККА.

1 августа Совет Труда и Обороны указал, что технические успехи в области танкостроения «создали прочные предпосылки к коренному изменению общей оперативно-тактической доктрины», и на следующий день появилось постановление о программе танкостроения в условиях военного времени. Согласно ей, отечественная промышленность в угрожаемый период (а он уже начался) должна была выйти на уровень производства 40 000 (сорока тысяч) танков в год. Собственно, ради этого и творились чудеса индустриализации, а страна превращалась в гигантский концлагерь, «где так вольно дышит человек», застраивалась бараками, а вышки и колючая проволока лишь отделяли одну «зону» от другой.

«Границы между лагерем и волей стираются все больше и больше, – писал современник. – В лагере идет процесс относительного раскрепощения лагерников; на воле идет процесс абсолютного закрепощения масс. Лагерь вовсе не является изнанкой воли, а просто отдельным и даже не очень своеобразным куском советской жизни. Если мы представим себе лагерь несколько менее голодный, лучше одетый и менее интенсивно расстреливаемый, чем сейчас, то это и будет куском будущей России, при условии ее дальнейшей «мирной эволюции»… А сегодняшняя Россия немногим лучше сегодняшнего концлагеря».

В сентябре Реввоенсовет без всяких сомнений утвердил стахановский план на 1932 год – построить 10 000 танков. Далее – сплошное «удвоение ВВП».

Это действительно война. Представим, что в 1934 году заводы выдали 40 тысяч танков. С произведенными в предыдущие годы получается около 70 тысяч. Возникает сразу два вопроса.

Что делать с заводами, наладившими выпуск боевых машин в невиданных в мире масштабах? Выпустить еще 40 000? Или Сталин собирался раздать вымпелы передовиков производства и остановить конвейерные линии в ожидании «военного времени»? Или на тех же линиях производить тракторы с шасси Кристи, мотором «Либерти» и броней Ижорского завода?

Второй вопрос: куда девать и как содержать в мирное время такую прорву техники? В конце концов, можно построить 70 000 танков. Но что с ними делать потом? Если война, не дай бог, не началась, куда «поставить» и как долго хранить? Сколько для их эксплуатации необходимо горючего и запасных частей и столь редких в СССР специалистов? Только для того, чтобы укомплектовать экипажи, даже с учетом того, что треть по плану должны были составить двухместные танкетки, требовалось 180 тысяч обученных танкистов, а общая численность бронетанковых войск должна перевалить за 2,5 миллиона человек.

Одним словом, строить 40 000 танков в год можно только при условии непрерывного их «расходования». А ведь кроме танков для ведения боевых действий необходимо соответствующее количество самолетов, пушек, автомобилей и много чего еще. Какая экономика это выдержит?

Определенно, в 1933–1934 годах кто-нибудь просто обязан был «сунуть свое свиное рыло в наш советский огород» и вынудить Красную Армию к «ответным действиям» на чужой территории. Кроме них, Тухачевский, увлеченно разрабатывавший план нового похода на Варшаву и вторжения в Бессарабию, подозревал в нечестных намерениях «министров Америки, Англии и Франции и других капиталистических стран», которые «непрерывно разъезжают» и лихорадочно «сколачивают антисоветский фронт», сиречь – готовят «новую империалистическую интервенцию». Во всяком случае – не дружественная Советам Германия с ее 100-тысячным рейхсвером, не имевшим ни одного танка, ни одного боевого самолета.

В связи с новыми историческими решениями любимой партии и родного правительства конструкторам завода «Большевик» разрешили отступать от английского «канона» и вносить любые изменения в технологию и конструкцию танка Т-26, лишь бы увеличить выпуск продукции, «не снижая боевых качеств». Но в советском производстве на первом месте всегда стоял план по валу, а план требовал произвести в 1932 году 3000 танков сопровождения. В результате вполне закономерно брак по моторам достиг уже 88 %, а по поставляемым Ижорским заводом корпусам – 41 %.

Харьковчане продолжали маяться с «быстроходным истребителем». Военинженера М.Н. Тоскина отозвали в Москву, главой танкового КБ ХПЗ в декабре 1931 года стал А.О. Фирсов. Анатолий Осипович был настоящим, то есть профессиональным, инженером старой закалки: учился в Германии, стажировку проходил в Швейцарии, но работал на родине в судостроительной промышленности. В общем, интеллигент из «бывших», а потому вполне закономерно зачислен был «органами» товарища Ягоды в заговорщики и вредители, арестован в 1930 году по делу «Промпартии» и получил конкретный срок. После чего, как великолепный знаток дизелей, он был направлен конструировать танки. Именно Фирсов в итоге превратил американский экспериментальный образец в полноценную боевую машину, ставшую символом советских бронетанковых войск 30-х годов. А пока…

Полученные из Северо-Американских Штатов далеко не новые двигатели «Либерти» отличались непомерным потреблением масла, заводились нехотя, а если начинали работать, то быстро перегревались и нередко самовозгорались. Испытатель танков Е.А. Кульчицкий утверждает, что, согласно заводской инструкции, «запускать двигатель разрешалось в присутствии пожарника с огнетушителем». Традиционно отвратительно работали отечественные воздухоочистители. Выпускаемые Мариупольским заводом башни из броневой стали «Д» зияли сквозными трещинами (из 12 тонн отлитого металла удавалось получить в лучшем случае одну тонну кондиционной брони). Как печенье, ломались поставляемые Краматорским заводом гусеничные траки из некондиционной стали, отваливались кронштейны «ленивцев», не выдерживали нагрузки шестерни коробки передач. Да и сами харьковские рабочие гнали брак ничуть не хуже смежников. Возможно, они были плохо обучены, а может быть, просто недоедали. Поскольку одновременно с грандиозными успехами коллективизации в стране пропала еда – ее обменяли, в том числе и на моторы «Либерти». Деревенским хлеборобам приказали терпеть, а если невтерпеж – сдохнуть во славу партии Ленина– Сталина; в городах была введена карточная система снабжения, причем нормы неуклонно снижались.