Защитники Русского неба. От Нестерова до Гагарина - Олег Смыслов Страница 14

Здесь авиационная деятельность Ткачёва началась с участия в первом дальнем перелёте вместе с Нестеровым по маршруту Киев — Нежин — Киев. Цель этого перелёта заключалась в решении важного по тем временам вопроса о степени пригодности авиации для нужд военной разведки. Перелёт удался блестяще.

Следующий перелёт Ткачёв совершил в октябре 1913 г. с целью тренировки в продолжительности полётов и ориентировки на незнакомой местности. Это был поистине выдающийся перелёт общей протяжённостью в 1500 вёрст по маршруту Киев — Одесса — Керчь — Тамань — Екатеринодар.

Несмотря на сложные метеоусловия, Вячеслав Матвеевич весьма блестяще выполнил и эту задачу, за что Киевское общество воздухоплавания присудило ему золотой жетон «За наиболее выдающийся в России перелёт в 1913 году».

5 октября 1913 года Ткачева производят в чин подъесаула, а уже 10 марта 1914 года назначают начальником 20-го корпусного авиационного отряда.

С началом войны его авиаотряд действовал в составе 4-й армии Юго-Западного фронта, который начал своё широкомасштабное наступление на австрийцев 10 августа.

Но не прошло и двух дней, как командиру довелось отличиться, проявив все свои знания, умения и навыки.

Так, 12 августа подъесаул Ткачёв получил следующий приказ от генерал-квартирмейстера штаба армии: «Обследовать возможно тщательнее, что происходит против почти 50-вёрстного промежутка между правым флангом нашей 4-й армии и рекой Вислой, где находится слабый отряд и две кавалерийские дивизии генерала Новикова».

На разведку Вячеслав Матвеевич полетел один, без наблюдателя. Опыт подсказывал, что лучше взять дополнительный запас топлива, так как предстояло преодолеть расстояние почти в 250 км.

Простые метеоусловия, солнышко. Словом, «миллион на миллион». Условия более чем благоприятные для разведки на той войне. Сам Ткачёв вспоминал: «Я летел на высоте 1000 — 1200 метров над шоссе, которое шло от интересующего штаб армии "промежутка" в сторону Сандомира, находившегося в глубоком тылу противника.

Углубившись за линию фронта нашей армии, я заметил на белой, сверкающей на солнце ленте дороги передовые части противника, затем главные силы…»

Густая колонна австрийцев численностью не менее чем полторы дивизии спешит на правый фланг фронта. Теперь можно было достаточно легко предположить, что противник совершает глубокий обход, чтобы отрезать Люблин.

Ткачёв подошёл к Юзефову. Внизу русская кавалерия идёт навстречу австрийской.

Вот и преимущество авиации! Они там даже не представляют себе, что скоро вступят в бой. А он уже знает об этом с точностью до минут.

У Аннополя Ткачёв обратил внимание, что именно здесь главные силы противника, которые торопливо выдвигаются в сторону русского правого фланга. Их не меньше корпуса. Значит, у Люблина он видел лишь передовые части.

Пройдясь вдоль растянутой колонны, он заметил бесчисленные обозы, а подойдя к Борову, зафиксировал ещё одну австрийскую бригаду и повернул свой «ньюпор» домой. Данных было достаточно. Можно было спокойно возвращаться.

«И тут мне пришла мысль взглянуть ещё, что делается на нашем правом фланге — под Красником, — вспоминает Ткачёв. — Ещё издали, по артиллерийским разрывам, я заметил, что под Красником идёт бой, а подлетев ближе, увидел бригаду неприятельской пехоты, выходящей в тыл и в обход правого фланга наших войск.

Чтобы подробнее обследовать тактическую обстановку самого боя, я стал крутиться над районом Красника и делать на карте наброски расположения неприятельской артиллерии. В это время под крыльями почувствовался "горох", затем вдруг последовал сильнейший удар пуль по металлическим частям аэроплана… Из бака хлынула толстая струя касторового масла. Ротативный мотор "Гном" требовал обильной смазки, и я отлично понимал, что быстрая утечка масла создаст для меня серьёзную угрозу, тем более что высота полёта не достигала сейчас и 1000 метров.

"Неужели плен?!" — мгновенно промелькнуло у меня в голове, и я почувствовал, как от этой мысли сжалось сердце.

Быстро окинув взглядом окружавшую местность, я подумал: "Не сесть ли мне на лес, и если посадка закончится благополучно, то ночью пробраться к своим!"

Однако я тут же отверг это решение и принял другое: с любым риском, но дотянуть до своих и доставить как можно скорее собранные мною сведения! Взяв направление к нашим позициям, я бросил управление ногами, поднял их кверху и носком правого ботинка прикрыл снизу зияющую дыру в баке, чем приостановил буйную утечку масла. В таком положении я дотянул до своих позиций и спустился на полянку, прикрытую кустарником от наблюдения неприятельской артиллерии.

Наши цепи отходили…

Возник вопрос: где, кому передать собранные мною важные сведения?!

Никто ничем в этом отношении помочь мне не мог. В тот момент меня охватило одно стремление — спасти во что бы то ни стало аэроплан, не дать трофей в руки наседавшего неприятеля…

Сзади нажимала австрийская пехота, а сбоку, где-то из-за леса, открыла огонь артиллерия той бригады противника, которую я наблюдал с аэроплана, подлетая к Краснику.

С большим трудом я собрал необходимую "тягу" для аэроплана, так как наши пехотинцы не хотели признавать меня (одетого в кожаную куртку и в кожаные штаны и в каске) за русского офицера. Да и никому не хотелось возиться с какой-то подстреленной машиной, когда сзади и сбоку наседал противник.

И всё же солдаты вытянули мой "ньюпор" на шоссе и привязали его хвостом к отступающей патронной двуколке…»

А через месяц, 14 сентября, в журнале «Кубанский Казачий Вестник» была опубликована безымянная заметка со ссылкой на Действующую армию:

«5 сентября — Сообщение Главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта. Мелкий, но характерный случай. 12 августа, во время отхода наших из района Красника, подъесаул Ткачёв производил воздушную разведку. При возвращении он был обстрелян и пуля пробила банку с маслом. Ткачёв ногой заткнул дырку и продолжал с большим напряжением и риском, чтобы долететь до своих отступающих цепей пехоты. Ткачёву удалось спланировать между своими и неприятельскими цепями пехоты, но жалея свой аппарат, лётчик с помощью нескольких людей из нашей цепи раздобыл двуколку и, привязав к ней под огнём наседавших австрийцев аэроплан, на глазах их, благополучно вывез аппарат».

Буквально через несколько месяцев подъесаул Ткачёв отличился в очередной раз.

В декабре 1914 г. он выстрелами из Маузера первым среди русских пилотов сбивает в воздушном поединке немецкий аэроплан «альбатрос». Только после него его примеру последуют другие русские лётчики.

А 3 февраля 1915 г. Вячеслава Матвеевича впервые награждают орденом Св. Георгия 4-й степени — «за то, что 12-го августа

1914 г. произвёл смелую и решительную воздушную разведку в районе Люблин — Белжице — Ополе — Юзефов — Аннополь — Боров — Госцерадов — Уржендов — Красник — Люблин, проник в тыл и фланги неприятельского расположения и, несмотря на действительный огонь противника по аппарату, сопровождавший его в течение всего полёта и повредивший жизненные части аппарата, с исключительной находчивостью, доблестным присутствием духа и беззаветным мужеством выполнил возложенную на него задачу по раскрытию сил и определению направления движения колонн противника, вовремя доставил добытые разведкой сведения первостепенной важности и тем способствовал принятию стратегических решений, приведших к одержанию решительного успеха над противником».