Белла Ахмадулина. Любовь – дело тяжелое! - Екатерина Мишаненкова Страница 14

Отрада юношеских лет,Подруга идеалам,О сцена, сцена! не поэт,Кто не был театралом.

Вот так, может быть, так оно и есть. А потом жизнь превращается в театр, приходится держаться. Но я никогда не занималась никакой техникой речи, всегда не выговаривала «л» и знала, что так для меня правильно».

В детстве сама она пострадала от удушающей любви, которая свойственна многим родителям. Это такой переизбыток чувств, подавляющий чрезмерной опекой. Бабушка была очень энергичным, волевым человеком. Вероятно, ее желание проникнуть во все закоулки существования дочери пугало маму, особенно если учесть необычность ее натуры, тонкость психики, потребность побыть наедине со своими мыслями.

Маме не хватало личного пространства, она ощущала повышенную заботу как зло. Поэтому всегда боялась наседать на нас со своей любовью, старалась дать детям больше воздуха. В ее случае кроткая любовь подразумевала очень сильные чувства, но при минимуме явного пригляда. Мама совершенно осознанно, четко формулируя для себя, предоставила нам немалую свободу.

Она никогда не сетовала: в детстве меня запрессовали… Но по ее поведению, привычкам, по тому, как ценила собственное уединение, уважала наше, вообще любого человека, это можно было понять.

Елизавета Кулиева, дочь Беллы Ахмадулиной.

Удовольствие, которое приносили Белле литературный и драматический кружки, закончилось внезапно и не по ее вине. Да и не по чьей – просто так сложились обстоятельства. Просто в один обычный зимний день пятнадцатилетняя Белла шла из Дома пионеров, где все ее радовало, где ее хвалили за отлично сыгранную роль Агафьи Тихоновны из гоголевской «Женитьбы» и восхищались ее стихами. Она упивалась своей небольшой, но такой приятной славой, размышляла о том, что, наверное, на самом деле станет литератором, мир казался ей прекрасным и удивительным, и как сама она говорила – «щеки так и горели, на них снег таял».

А около дома она увидела лужу крови.

Это погибла собака, маленький пудель. Домработница, как раз которую приблизительно я изображала, вывела без поводка. Я совершенно обезумела. И такой урок навсегда получился, что все похвалы – вздор по сравнению с подлинным горем. Мне было пятнадцать лет тогда, по-моему. И что все – вздор, есть только то, что серьезно. Ну, вот, жизнь – смерть. Погибшая собака.

И вот я была в таком состоянии, я почти не говорила, не ходила. А там вдруг, в этой квартире коммунальной, провели телефон, по которому, кстати, никто не звонил. Соседи не умели пользоваться, только мама иногда подходила и удивлялась, что меня к телефону, я даже его помню – 55 99 10. И вдруг меня зовут:

– Белла, пойди, тебя это.

– Алло.

И я слышу голос такой глубины, который был, конечно, только в прежние времена. А звонила как раз Мария Шкапская. Я не знала, что есть такая Шкапская, и вдруг мне… И вдруг дивный, низкий голос такой:

– Здравствуйте, милая, я знаю, вас Белла зовут, я знаю – вас постигло горе. Вы предаетесь такому отчаянию – в школу не ходите, ни с кем не разговариваете. Поверьте мне, я много живу, я вытерпела столько горя, следует жить и быть.

Я потом только ее стихи нашла, я не знала. Ну, вот, и она мне говорит, утешает от горя и говорит:

– Я вам, может быть, ближе покажусь, я слышала – вы что-то пишете, знаете, я тоже.

И таким изумительным, старинным, прекрасным голосом говорит:

– Но у меня даже должность есть. Я заведую клубом собачьим, где, в основном, водятся пудели.

Я потом нашла стихи ее и читала. Замечательные, лучше моих дрянных. Она старинный была человек, прекрасный и еще, вот, заведовала этим клубом. И как-то я стала выздоравливать, стала выздоравливать…

У Марии Шкапской и Беллы Ахмадулиной действительно было много общего, несмотря на сорок с лишним лет разницы, не зря они сразу почувствовали друг в друге родственные души. Они не только обе были поэтами, причем близкими по ощущениям, вкладываемым в стихи, но и обе родились в смешанно-национальных семьях, обе обладали обостренным чувством справедливости и сострадания к чужим несчастьям, а главное (на тот момент) – обе очень любили животных, особенно собак. Вряд ли кто-нибудь другой смог бы лучше вывести Беллу из затянувшейся депрессии.

Их дружбе, к сожалению, не довелось продолжиться, Мария Шкапская вскоре умерла от инфаркта, но Ахмадулина запомнила ее навсегда. Более того, Шкапская в некотором роде продолжила то, что начала Смирнова, посоветовавшая жалеть не далеких негров на плантациях, а тех, кто находится рядом и тоже нуждается в сочувствии и помощи. С тех пор и на всю жизнь одним из правил Беллы стало не проходить мимо нуждавшегося в помощи животного. Она, конечно, помогала людям, многим сочувствовала, многих поддерживала, но именно «братья наши меньшие», которые полностью зависят от доброй воли человека, стали главным объектом ее заботы.

Господь наделил меня счастливым даром – восхищаться талантом других творцов. Еще мне хочется сострадать людям и животным. И я хотела, чтобы героем каждой моей истории стал Человек, любой, возможно, еще даже не рожденный.

Первая собственная собака появилась у Беллы уже после школы, когда она заработала свои первые в жизни деньги – в журнале «Октябрь» напечатали ее стихи и заплатили ей семьдесят рублей. «Огромный гонорар», как говорила она, посмеиваясь над своим первым поэтическим «триумфом». Что это были за стихи, она даже не видела смысла вспоминать (хотя одним из них был «Черный ручей»), все равно, по ее мнению, они были кошмарными. Значение имело только то, что мать спросила ее: «И что ты собираешься делать с этими деньгами?» А она ответила, что купит собаку…

Этого первого пса она никогда не забывала, впрочем, все, кто терял питомцев, прекрасно это поймут, без каких-либо объяснений. А кто не любит животных, тот все равно не поймет, как ни объясняй.

Когда ее дочь Елизавету спрашивают, какой была Белла Ахмадулина, она отвечает: «У нее было доброе сердце. Она жалела животных и всех несла в дом. Голодным собакам, бездомным кошкам, голубю со сломанным крылом и даже крысе с перебитой лапой – всем давала приют и защиту». Да и на вопрос, какие качества они с сестрой унаследовали от своей необыкновенной матери, одним из первых называет именно любовь к животным: «Что еще мы точно взяли от мамы, так это хорошее отношение к собакам. Давным-давно зимой на даче она ежедневно или через день варила огромную лохань, кидая туда все, что имелось под рукой: кости, хлеб, крупу. Гигантский чан водружался на санки, она их тащила, а мы, маленькие, с мисками плелись следом в мороз с улицы Довженко на улицу Ленина, где обретались бездомные собаки. Аня восприняла невербализованный мамин наказ как призыв к действию: иди и спасай! У нее свои две собаки, при этом каких-то чужих везет в ветлечебницу, пристраивает по знакомым. Я тоже жалею животных, но сейчас у меня только кошка. Во время маминой болезни ее прозвали (маму это потешало) «маменькина кошка».