Моя миссия в России. Воспоминания английского дипломата. 1910-1918 - Джордж Уильям Бьюкенен Страница 14

Но вернемся к Македонии, где за это время возросло влияние «Внутренней организации». Период тайных приготовлений, длившийся пять лет, подошел к концу. Пришла пора активных действий, и комитет был преобразован в террористическую организацию, чьи решения приводились в исполнение вооруженными отрядами. Каждый год мы становились свидетелями крайних мер со стороны турок и дерзких актов возмездия со стороны комитета. Отношение сменявших друг друга болгарских правительств к повстанческому движению отличалось лишь по степени: осуждая преступные методы, они все сочувствовали его целям. Всякий раз, когда казалось, что кризис неминуем, державы заявляли Софии протест. Однако Россия и Австрия не всегда были единодушны, и отношение российского дипломатического представителя Бахметева и адептов панславизма на Балканах не всегда соответствовало заявлениям официального Санкт-Петербурга. Присутствие русского великого князя и генерала Игнатьева осенью 1902 года на празднествах в честь взятия Шипки явно не способствовало смирению македонских комитетов, а высказывания генерала Игнатьева были прямым призывом к действию.

В декабре граф Ламздорф сам лично прибыл в Софию с коротким визитом, в ходе которого он дал понять, что Россия не позволит македонским комитетам втянуть ее в вооруженный конфликт на Балканах. По дороге домой он останавливался в Вене, где они вместе с графом Голуховским выработали план преобразований, стержнем которых было назначение Хильмипаши генеральным инспектором трех македонских вилайетов. Этот план бы приведен в действие в феврале 1903 года, но оказался недостаточно дальновидным, чтобы удовлетворить общественное мнение в Болгарии. Вскоре после этого в Болгарии к власти пришло стамболистское правительство, которое было твердо намерено возобновить традиционную для этой партии политику: поддерживая хорошие отношения с Турцией, одновременно с этим выжимать из нее уступки, играя на ее страхе перед внешней интервенцией. Однако российское правительство мешало установлению непосредственного взаимопонимания между вассалом и сюзереном, и болгарская делегация, отправленная в Константинополь для установления такого взаимопонимания, вернулась ни с чем. В то же время в Македонии полным ходом шли приготовления ко всеобщему восстанию, и в августе сигнал был дан. [41]

Болгарское правительство было не готово к войне, и, несмотря на всеобщее негодование, вызванное жестокостью применяемых Турцией мер, оно всеми силами стремилось избежать отрытого разрыва с Турцией – так велико было его недоверие к российской политике. Оно полагало, что Россия ведет двойную игру. Российский посол в Константинополе высказывался в пользу жестокого подавления восстания, в то же время российский посланник в Софии поддерживал повстанцев, и оба они, казалось, стремились внести разлад в отношения между Болгарией и Турцией, что дало бы России повод для вмешательства. Единственным результатом восстания было осознание Европой серьезности ситуации и необходимости принятия более радикальных и конкретных мер. В значительной степени благодаря инициативе лорда Лэнсдоуна обширный план реформ был согласован графом Ламздорфом и графом Голуховским в октябре в Мюрцштаге. Основу этого плана составляли назначение австрийского и русского гражданского представителей советниками Хельми-паши, реорганизация жандармерии посредством набора иностранных офицеров, финансовая помощь возвращающимся беженцам и тому подобные меры.

Хотя некоторые положения договора были приняты болгарским правительством с удовлетворением, но, как оно считало, план в целом очень портило то обстоятельство, что контроль за его исполнением был возложен на Австрию и Россию – две наиболее реакционные и эгоистичные европейские державы. Таково было положение дел к началу Русско-японской войны, заставившей болгарское правительство пересмотреть свою позицию. Раньше болгары хотя и опасались российских интриг, но у них всегда оставалась надежда, что, если Болгария потерпит сокрушительное поражение в войне с Турцией, Россия придет ей на помощь. Теперь же они страшились не только оказаться в изоляции в случае неудачи в войне, но и того, что Австрия может воспользоваться российскими затруднениями и оккупировать северные районы Македонии. В связи с этим были возобновлены переговоры о заключении прямого соглашения с Турцией, и в апреле 1904 года был подписан договор, призванный послужить установлению более дружественных отношений между вассалом и сюзереном, хотя, из-за противодействия России, в него не удалось включить пункт о расширении мюрцштагских реформ на Адрианопольский вилайет, столь желанный для Болгарии.

Эти переговоры еще продолжались, когда я прибыл в Софию, вскоре после начала Русско-японской войны.

Что касается личных взаимоотношений с князем, то начало моей службы сулило самое благожелательное отношение с его стороны. Свое согласие на мое назначение посланником его величества и генеральным консулом князь Фердинанд выразил одной из тех красивых фраз, на которые он был такой мастер: «Enchantè de recevoir le fils de son père, qui ètait l’ami du mien». [42] С другой стороны, отношения между двумя правительствами долгое время оставались довольно прохладными из-за крайне русофильской политики, проводимой его высочеством. Эти отношения еще больше ухудшились вследствие одного инцидента, приведшего к возникновению личной враждебности между двумя дворами. Получив сообщение о смерти королевы Виктории, князь Фердинанд обратился в британское представительство, заявив, что желал бы присутствовать на похоронах, но при условии, что ему окажут прием как правителю Болгарии, а не как во время празднования шестидесятилетия восхождения королевы на престол, когда он числился представителем младшей линии дома Кобургов. Князю ответили, что при подобных обстоятельствах такая постановка вопроса видится неуместной и что невозможно произвести изменения в уже утвержденной церемонии. После этого его высочество отменил все приготовления к поездке. Он послал на похороны своих представителей, а сам провел этот день в Филиппополе, где праздновался день рождения княжича Бориса и по этому поводу был устроен парад и праздничный завтрак, на который был специально приглашен русский посланник в Софии. Князь Фердинанд счел этот, как он выразился, «неприятный эпизод» знаком неуважения к себе, но его поступок, как и следовало ожидать, восстановил против него короля Эдуарда.