Семейные драмы российских монархов - Александр Музафаров Страница 14

Неприятие Алексея и его окружения вызывал не сам процесс модернизации страны, а лишь некоторые его аспекты, связанные, в частности с церковной политикой Петра, или с защитой царём от справедливого наказания того же Меншикова, а также второй брак царя.

Вопреки распространённому в популярной литературе мнению, окружение царевича составляли отнюдь не «бояре», попы и чернецы — замшелые ретрограды. Нет, среди его ближайших советников мы видим людей деятельных, прекрасно зарекомендовавших себя на государственной службе. Мы коротко расскажем читателю о них.

Конечно, пресловутые «попы» в окружении царевича были, и первым из них был его духовник протоиерей Яков Игнатьев. Он был одним из представителей наиболее образованной прослойки русского духовенства. Его знали и почитали представители самых разнообразных слоёв общества. Среди его корреспондентов — канцлер Гавриил Иванович Головкин, архимандрит Досифей, митрополит Стефан Яворский и многие другие. Яков Игнатьев обладал силой убеждения и даром понимания людей. Царевич слушался его беспрекословно, причём добился такого послушания священник не угрозами, а внушением, авторитетом и разумными советами наставника.

Ближайшими советниками царевича в период конфликта с отцом были князь Василий Владимирович Долгоруков и Александр Васильевич Кикин.

Князь Василий Владимирович Долгоруков происходил, из старинного и влиятельного рода. Он родился в 1667 году. Принимал активное участие в Северной войне, отличился при взятии Митавы, в 1708 году его отряд усмирял бунт донских казаков под предводительством Кондратия Булавина, в Полтавском сражении князь командовал отрядом конницы и принял активное участие в преследовании бегущих шведов. В 1711 году он участвует в трагически окончившемся Прутском походе. Когда русская армия была окружена турками, Долгоруков присоединился к предложению Шереметева «проложить дорогу штыками или умереть». В 1713 году отличился при взятии Штеттина; в 1716-м был назначен командовать русскими войсками в Польше (впрочем, за этим назначением стоял Меншиков, который таким образом отстранял князя от руководства следственной канцелярией). Впоследствии Василий Владимирович дослужится до звания генерал-фельдмаршала, будет руководить Военной коллегией и сделает немало для развития российской армии. Убедившись в невозможности добиться справедливости в деле Меншикова, которое расследовала руководимая им следственная канцелярия, он сблизился с царевичем, связывая свои надежды с его возможным восшествием на престол.

Александр Васильевич Кикин происходил из старинного дворянского рода, чей основатель прибыл из Литвы на службу к самому Дмитрию Донскому. В 1693 году он бомбардир потешного полка. Участник Азовских походов и Великого посольства. Вместе с царём работает на верфях в Голландии. Однако то, что для Петра было лишь одним из увлечений, для Александра Васильевича становится делом всей жизни. Он в течение двух лет изучает кораблестроение в Европе, по возвращении в Россию работает на Воронежской и Олонецкой верфях. С момента основания Санкт-Петербургского адмиралтейства в 1707 году Кикин становится его бессменным руководителем, а также вице-губернатором города. Помимо адмиралтейской деятельности он выполнял многочисленные поручения царя и пользовался его полным доверием. Оставаясь в скромном чине адмиралтейств-советника, Александр Васильевич фактически руководил всем сложным процессом создания и снаряжения российского Балтийского флота. В 1715 году Кикин был привлечён к ответственности по уже упоминавшемуся делу о подрядах. Наказанием ему стала высылка в Москву. Однако обойтись без толкового руководителя Адмиралтейства царь не мог и в 1716 году вернул его к прежнему месту службы. Возможно, что причиной первоначально сурового наказания Кикина (а оно было наиболее строгим среди всех участников «подрядного дела») стала не мера его вины, а откровенные показания, которые он сделал на следствии против Меншикова. Будучи вице-губернатором новой столицы, Кикин лучше, чем кто-либо другой, знал о махинациях светлейшего и не преминул их разоблачить.

Хорошее отношение к царевичу высказывали такие видные деятели Петровской эпохи, как митрополит Стефан Яворский (местоблюститель патриаршего престола — фактически глава Русской Церкви в то время), фельдмаршал Борис Петрович Шереметев, князь Михаил Михайлович Голицын — один из наиболее отважных и умелых генералов русской армии и «множество сенаторов и других чинов».

Важно отметить и положительное отношение к царевичу со стороны дворянства и простонародья. В глазах русского общества образ наследника противопоставлялся образу отца. Важной особенностью традиционного сознания является представление об ответственности монарха за происходящее в стране. Причём ответственности не столько политической, сколько нравственной. Бог карает монарха за грехи страны и страну за грехи монарха. Одной из причин потери поддержки общества царём Борисом в ходе авантюры первого Лжедмитрия стало массовое убеждение в том, что и трёхлетний голод, и мятежи, и самозванец — всё это является следствием виновности царя в убийстве последнего сына Грозного и занятии трона не по праву, в обход законных наследников.

Первые десятилетия XVIII века были для страны очень тяжёлым временем. Непрекращающаяся война, которая вызывала ассоциации с Ливонской войной Ивана Грозного, постоянные и всё растущие денежные поборы с населения, невиданные прежде рекрутские наборы, введение иноземного платья и принудительное бритьё бород, снятие колоколов и насилие над Церковью, длительное отсутствие патриарха, личная жизнь самого Петра вкупе с его женитьбой на солдатской девке — всё это вызывало глухое раздражение в обществе.

Алексей же представлялся в некоторой степени антиподом отца — благочестивый, с уважением относившийся к духовенству, рачительный хозяин (принадлежащими ему сёлами он управлял куда лучше, чем отец), сын от безвинно сосланной царём жены, и, главное, единственный законный наследник трона в глазах большинства населения страны. Всё это увеличивало симпатии к царевичу в самых разных слоях русского общества.

Эти чувства подданных, совершенно нормальные для русского общества, весьма тревожили ближнее окружение царя, в первую очередь Меншикова и Екатерину Алексеевну. Они очень хорошо понимали, что их единственная опора — это царь Пётр Алексеевич и, случись с ним что, временщику и его ставленнице несдобровать. Единственной возможностью удержаться у власти было устранение Алексея от наследования престола и замена его ребёнком от брака Петра и Екатерины. Летом 1714 года, к немалому облегчению царицы, царевна Шарлотта разрешилась от бремени дочерью, которую назвали Наталией. Но и царица в сентябре родила дочь Маргариту.

В следующем году обе дамы вновь забеременели и на сей раз у обеих родились мальчики, которых назвали одного в честь деда, а другого в честь отца — то есть одинаково — Пётр. Для принцессы Шарлотты эти роды оказались смертельными, и через несколько дней она умерла на руках безутешного супруга.

Обратим внимание на то, какие имена выбрал царевич для своих детей. Наталией звали единственную единокровную сестру царя, с которой у него были наиболее близкие отношения из всех родственников. Наталией также звали и прабабушку новорождённой — царицу Наталию Кирилловну, мать Петра.