История философии. Древняя Греция и Древний Рим. Том I - Фредерик Коплстон Страница 14

Что можно сказать о доктрине Единства в Различии? То, что существует множество, разнообразие, сомнению не подлежит. Но в то же самое время человеческий разум стремится постичь единство, систему, найти связи, соединяющие объекты и явления; и это стремление разума отражает реально существующее в мире единство – предметы и явления действительно взаимосвязаны. Каждый человек, с его бессмертной душой, связан со всем мирозданием. Жизнедеятельность его тела зависит, в полном смысле этого слова, от всей предыдущей истории мира и человечества: без материального мира было бы невозможным не только существование тела – ему нужны воздух, пища, вода, солнечный свет и т. д., – но и интеллекта, которому нужны ощущения, как стартовой точки познания. В своей культурной жизни человек зависит от людей и культуры, цивилизаций и исторического прошлого. Но хотя его поиски единства и оправданны, было бы неверным утверждать главенство единства в ущерб многообразию. Подлинное единство заключается в разнообразии, тождество – в различии, единство, скажем так, не в нищете, а в богатстве. Любой материальный объект – это единство в разнообразии (ибо он состоит из молекул, атомов, электронов и т. д.), любой живущий организм – даже сам Бог, как мы знаем благодаря Откровению, есть Единство в различных ипостасях. И в Христе наблюдается единство разнообразия – единство Личности в различии Природ. Видение райского блаженства – это согласие в различиях, иначе оно потеряло бы все свое богатство (не говоря, разумеется, о невозможности «простого» отождествления Бога с его творением).

Можно ли рассматривать сотворенную Вселенную как единство? Вселенная, разумеется, не является субстанцией: она охватывает множество субстанций. Но мы привыкли думать о ней как о едином целом, и если закон сохранения энергии справедлив – тогда в физическом смысле Вселенная едина. Значит, до определенной степени можно рассматривать ее как единство в разнообразии, но мы пойдем дальше и вместе с Гераклитом предположим, что для существования материальной Вселенной необходима борьба противоположностей и изменения.

1. Если рассматривать неорганическое вещество, то изменения – по крайней мере в смысле движения – необходимы и имеют место, если принять за истину современные теории состава материи, света и др.

2. Не вызывает также сомнений, что для конечной, материально обусловленной жизни такие изменения совершенно необходимы. Жизнь организмов поддерживается за счет дыхания, ассимиляции и других процессов, каждый из которых основан на изменениях, – отсюда вытекает и борьба противоположностей. Для сохранения жизни на планете организмы должны размножаться, здесь противоположностями являются рождение и смерть.

3. Может ли существовать материальная Вселенная без борьбы противоположностей, без каких–либо изменений? Во–первых, в такой Вселенной не было бы жизни, ибо жизнь организмов, как мы уже убедились, построена на изменениях. Но возможно ли существование материальной Вселенной – при отсутствии жизни в ней, – которая была бы полностью статичной, лишенной изменения и движения? Если рассматривать эту проблему с точки зрения закона сохранения энергии, то очень трудно представить себе, как такая полностью неподвижная материальная Вселенная могла бы существовать. Однако, если абстрагироваться от всех физических теорий, даже если бы такая Вселенная и была возможна с физической точки зрения, имело бы смысл ее существование? Мы не могли бы найти ни одной функции у такой Вселенной – без жизни, без развития, без изменений это было бы что–то вроде примитивного хаоса.

Таким образом, чисто материальная Вселенная немыслима не только a posteriori, но и a priori. Сама идея материальной Вселенной, в которой присутствует органическая жизнь, требует, чтобы в ней происходили изменения. Но изменения предполагают различие, с одной стороны, ибо во всех переменах присутствуют terminus a quo [7] и terminus ad quem [8], и стабильность – с другой, ибо должно быть то, что изменяется. Только тогда будет наблюдаться тождество в различии.

Итак, мы приходим к выводу, что Гераклит Эфесский был автором оригинальной философской идеи, хотя в своих взглядах он, как и его ионийские предшественники, придерживался чувственного символизма. Однако его идея Единого, объединяющего множество, очень сильно отличается от того, что исповедовал чувственный символизм. Гераклит не сумел подняться до концепции мысли–субстанции (субстанциальности мысли), как это сделал Аристотель; он не уделял достаточного внимания элементу стабильности во Вселенной, как это пытался сделать Аристотель, но, как сказал Гегель, «если считать, что судьба справедлива, поскольку всегда сохраняет для потомства только самое лучшее, то можно сказать, что то, что осталось нам от Гераклита, достойно быть сохраненным»30.

Считается, что Элейскую школу основал Ксенофан. Однако нет никаких свидетельств того, что он посещал город Элею в Южной Италии, поэтому его можно считать всего лишь идейным вдохновителем школы. Нетрудно понять, почему философы этой школы приняли его себе в покровители, ибо они разделяли его идею неподвижного Единого. Об этом говорят приписываемые Ксенофану высказывания. Он нападает на божества греков, созданные по образу и подобию человека: «Если бы быки, лошади или львы имели руки и могли бы ими рисовать и создавать, подобно людям, произведения искусства, лошади изображали бы своих богов похожими на лошадей, а быки – в образе быков, и тела богов были бы похожи на тела лошадей и быков»1. На место такого рода богов Ксенофан ставит «Единого Бога, величайшего среди богов и людей, ни телом, ни мыслью не подобного простым смертным». Этот Бог «пребывает всегда в том же самом, совершенно недвижимый, ибо ему не подобает перемещаться с места на место»2. Аристотель рассказывает нам в своей «Метафизике», что Ксенофан, «говоря о мире в целом, утверждал, что Единое есть Бог»3. Однако более вероятно, что он был монистом, а не монотеистом, и такое толкование его «теологии» лучше согласуется с отношением элеатов к нему, чем теистическое толкование. Для нас по–настоящему монотеистическая теология – привычная вещь, однако в Древней Греции она была бы чем–то из ряда вон выходящим.

Но что бы мы ни думали по поводу Ксенофана, настоящим основателем Элейской школы и с философской, и с исторической точек зрения был, вне всякого сомнения, Парменид, житель Элеи. Парменид родился, по–видимому, в самом конце VI века до н. э., поскольку где–то в 451—449 годах до н. э., будучи 65–летним, он имел беседы с молодым Сократом в Афинах. Говорят, что он создавал законы для своего родного города Элеи, а Пифагор сохранил утверждение Сотиона о том, что Парменид начинал как пифагореец, но позже отошел от них и создал свою философскую систему4.

Главное философское произведение Парменида написано стихами; большая часть фрагментов, дошедших до нас, сохранилась в комментариях Симплиция. Вкратце его доктрину можно изложить так: Бытие, Единое действительно существует, а Становление, изменение – иллюзорно. Ибо то, что появляется на свет, возникает либо из бытия, либо из не–бытия. Если оно возникает из первого, значит, оно уже существовало, а если из последнего – значит, это ничто, ибо из ничего ничего и не возникает. Следовательно, Становление – это иллюзия. Бытие просто есть, и Бытие – это Единое, поскольку множественность – тоже иллюзия. Подобная теория не относится к тому разряду идей, которые могли бы возникнуть в мозгу человека с улицы, поэтому нет ничего удивительного в том, что Парменид настаивал на коренном отличии между путем Истины и путем Веры или Мнения. Вполне вероятно, что путь Мнения, описанный во второй части поэмы, характеризует космологию пифагорейцев. А поскольку пифагорейская философия вряд ли могла возникнуть в мозгу человека, познающего мир исключительно с помощью органов чувств, то не следует думать, что Парменид, установивший разницу между двумя путями, смог подняться до той высоты обобщения, на которую оказался способен Платон, объяснивший различия между Знанием и Мнением, Мыслью и Чувством. Это скорее отказ от данной конкретной философской системы в пользу другой. Тем не менее верно, что Парменид отверг философию пифагорейцев, – более того, он отвергает всякую философию, которая придерживается одинаковой с ней точки зрения, – потому что она признавала изменение и движение. Изменение и движение – это явления, познаваемые чувствами, поэтому, отвергая эти явления, Парменид отвергает путь чувственного опыта. В связи с этим не будет ошибкой сказать, что Парменид ввел в философию строгое различие между Разумом и Чувством, Истиной и ее Внешним проявлением. Разумеется, верно, что даже Фалес, в определенной мере, признавал существование этого различия, ибо его утверждение «все есть Вода», нельзя получить с помощью непосредственного чувственного восприятия – это может сделать только разум, проникающий за пелену явлений. Главная «истина» Гераклита – это опять–таки истина разума, который способен подняться над мнением обыкновенных людей, всецело доверяющих чувственному восприятию. Правда также, что Гераклит утверждал, что это различие достаточно очевидно, – разве не он призывал отличать простой здравый смысл от своего «Слова»? И тем не менее именно Парменид первым занялся изучением этого различия, и если мы рассмотрим выводы, к которым он пришел, то легко поймем, почему он это сделал. В философии Платона это различие приобрело первостепенное значение, как этому и следует быть во всех формах идеализма.