Полный курс русской истории: в одной книге - Сергей Соловьев Страница 14

«Установление наряда, нарушенного усобицами родов, – объясняет Соловьев, – было главною, единственною целию призвания князей, на нее летописец прямо и ясно указывает, не упоминая ни о каких других побуждениях, и это указание летописца совершенно согласно со всеми обстоятельствами, так что мы не имеем никакого права делать свои предположения. Но кроме прямого и ясного свидетельства летописца, призвание князей как нельзя лучше объясняется рядом подобных явлений в последующей истории Новгорода. Летописец начальный говорит, что варяги были изгнаны и потом снова призваны; летописцы позднейшие говорят, что как скоро один князь был изгоняем или сам удалялся из Новгорода, то граждане последнего немедленно посылали за другим: они не терпели жить без князя, по выражению летописца; есть известие, что один из великих князей хотел наказать новгородцев тем, что долго не посылал к ним князя. У внука Рюрикова новгородцы просят князя и в случае отказа грозят найти другого. Вот что сказали они однажды сыну великого князя Ростислава Мстиславича: „Не хотим тебя, мы призвали твоего отца для установления наряда, а он вместо того усилил беспокойства“. Сравним теперь это свидетельство с известием о призвании первых князей и увидим, что цель призвания одна и та же в обоих случаях: князь призывается для установления наряда внутреннего как судья миротворец».

То есть ничего обидного в призвании варягов не было. Да и учитывая вообще многонациональный состав новгородского общества толика варяжской крови ничего в нем изменить не могла. Если южная Русь более однородна по составу населения (кроме северо-востока), там – славяне, то новгородская земля – это настоящий расовый котел. Такой же расово неоднородный район – Полоцк, это славянский город среди массы неславянского населения. Так что обратите внимание: находники Рюрика посажены в города, где в силу многонационального состава они попросту не могут вызвать отторжения. Соловьев видел в призвании чужого скандинавского князя большую степень общественного развития или по крайней мере стремление к нему:

«Эта большая степень общественного развития у северных племен, – обещает он, – ясно окажется впоследствии, мы увидим, что северные племена будут постоянно торжествовать над южными… Призвание первых князей имеет великое значение в нашей истории, есть событие всероссийское, и с него справедливо начинают русскую историю. Главное, начальное явление в основании государства – это соединение разрозненных племен чрез появление среди них сосредоточивающего начала, власти. Северные племена, славянские и финские, соединились и призвали к себе это сосредоточивающее начало, эту власть. Здесь, в сосредоточении нескольких северных племен, положено начало сосредоточению и всех остальных племен, потому что призванное начало пользуется силою первых сосредоточившихся племен, чтоб посредством их сосредоточивать и другие, соединенные впервые силы начинают действовать».

Соловьев очень бы хотел сказать, что тут положено начало русскому государству, но поскольку он считал, что никакого государства не было в Приднепровье, то менее всего он мог его найти в Новгороде. Увы, Москва была ядром государственности, а вовсе не Новгород. Хотя целеустремленный северный народ Соловьеву нравился. Только вот… родовые отношения Рюриковичей не позволили историку увидеть в истории Новгорода историю государства, правда, иного, совсем не похожего на московское!

Но вернемся к Рюрику и его братьям, которые благополучно и очень вовремя умерли.

Теперь наш князь остался единоличным управителем русской новгородской земли. Дел у него было невпроворот. Так что, когда варяги подняли закономерный вопрос о грабеже Царьграда, он от решения устранился, но варягам разрешил попробовать. В летописи эта история выглядит так:

«И было у него два мужа, не родственники его, но бояре, и отпросились они в Царьград со своим родом. И отправились по Днепру, и когда плыли мимо, то увидели на горе небольшой город. И спросили: „Чей это городок?“, Те же ответили: „Были три брата, Кий, Щек и Хорив, которые построили городок этот и сгинули, а мы тут сидим, их потомки, и платим дань хазарам“. Аскольд же и Дир остались в этом городе, собрали у себя много варягов и стали владеть землею полян. Рюрик же княжил в Новгороде».

Так волей случая вместо Константинополя варяги оказались в Киеве, осели там, переманили новгородских товарищей и занялись тем же, чем и Рюрик на севере, – то есть приняли управление Киевом и стали воевать с хазарами, дабы отменить всяческую неправильную дань. Киев был таким же торговым городком, что и Новгород, самостоятельно, без военной силы, отбиться от хазар он не мог. Такова эта летописная подоплека. Рюрик тем временем подчинял многонациональный север, северо-запад и северо-восток.

После смерти Рюрика его преемником стал Олег, прозванный Вещим. Олег понял, что северные племена практически у него под рукой, так что дальнейший путь был ясен: надо идти на юг, что он и сделал. Планы у Олега были великие: он решил подчинить себе все южные славянские земли до самого моря.

«Выступил в поход Олег, – пишет летопись, – взяв с собою много воинов: варягов, чудь, словен, мерю, весь, кривичей, и пришел к Смоленску с кривичами, и принял власть в городе, и посадил в нем своего мужа. Оттуда отправился вниз, и взял Любеч, и также посадил мужа своего. И пришли к горам Киевским, и узнал Олег, что княжат тут Аскольд и Дир. Спрятал он одних воинов в ладьях, а других оставил позади, и сам приступил, неся младенца Игоря. И подплыл к Угорской горе, спрятав своих воинов, и послал к Аскольду и Диру, говоря им, что-де „мы купцы, идем в Греки от Олега и княжича Игоря. Придите к нам, к родичам своим“. Когда же Аскольд и Дир пришли, выскочили все остальные из ладей, и сказал Олег Аскольду и Диру: „Не князья вы и не княжеского рода, но я княжеского рода“, и показал Игоря: „А это сын Рюрика“. И убили Аскольда и Дира, отнесли на гору и погребли Аскольда на горе, которая называется ныне Угорской, где теперь Ольмин двор; на той могиле Ольма поставил церковь святого Николы; а Дирова могила – за церковью святой Ирины. И сел Олег, княжа, в Киеве, и сказал Олег: „Да будет это мать городам русским“. И были у него варяги, и славяне, и прочие, прозвавшиеся русью. Тот Олег начал ставить города и установил дани словенам, и кривичам, и мери, и установил варягам давать дань от Новгорода по 300 гривен ежегодно ради сохранения мира, что и давалось варягам до самой смерти Ярослава».

Вот так Олег променял северный Новгород на теплый Киев, а городу, в который варяги были изначально призваны, постановил платить по 300 гривен ежегодно! Олег прославился еще и тем, что, взяв «множество варягов, и славян, и чуди, и кривичей, и мерю, и древлян, и радимичей, и полян, и северян, и вятичей, и хорватов, и дулебов, и тиверцев, известных как толмачи», пошел на конях и в кораблях числом 2000 на Константинополь, пограбил окрестности города, захватил в плен жителей, напугал царей, пустив корабли на колесах с незащищенной стороны, и вынудил тех подписать мирный договор с Русью. В Киев он вернулся с почетом и константинопольской данью.

После смерти Олега киевским князем стал сын Рюрика Игорь. Соловьев даже и не пытается разобраться, насколько тут летописная информация может быть верна. Он честно следует тексту «Начальной летописи». Игорь, по словам Соловьева, известен своими неудачными походами на тот же Константинополь и не менее нелепой смертью, то есть это был наиболее бездарный из первых князей. Отправившись за данью к племени древлян, Игорь ее взял, собирался возвращаться, но тут ему показалось, что дани взял он мало, так что князь развернул дружину и отправился за добавочной данью. Древлянский князь Мал этого не вытерпел, встретил врага, воины растянули его между двумя склоненными деревьями, отпустили, взмыл князь к небу и был разорван пополам. Около города Искоростеня, где он искал дани, его и похоронили.