Плач к Небесам - Энн Райс Страница 140

Вдруг он заметил, что синьора Бьянка отошла от негоподальше, чтобы оценить со стороны результат своих трудов. Она и раньше иногдатак делала, но сейчас, похоже, сама была потрясена результатом. А потом, когдаон медленно повернулся к ней, у него создалось впечатление, что портниха егобоится.

Откуда-то издалека послышался рев толпы. Старый Нино сказал,что это зажгли большую люстру. Театр уже переполнен, а ведь еще остается немаловремени...

Тонио смотрел на маленькую синьору Бьянку. На ее лице небыло ни тени удовольствия, раскосые глазки глядели на него с тревогой. Казалось,она хочет спрятаться.

— Что? — прошептал он. — Почему вы таксмотрите на меня?

— Милый, — произнесла она каким-то неестественнымголосом. — Ты великолепен. Ты смог бы одурачить даже меня...

— Нет, нет! Почему вы так смотрите на меня? —повторил он тем же шепотом, про который, он был в этом уверен, ни один человекне смог бы сказать, что этот шепот принадлежит не женщине.

Она не ответила.

И тогда он двинулся на нее, как нечто механическое, каккукла, — заскользил по полу, и она резко попятилась от него и дажевскрикнула.

А он свирепо смотрел на нее.

— Тонио, прекрати это! — крикнула она, закусивгубу.

— Тогда говорите, в чем дело! — потребовал онснова.

— Ну, хорошо. Понимаешь, ты похож на дьявола.Совершенная женщина, но такая огромная, какой не может быть женщина! Да, тыизящен и красив, но ты слишком, слишком большой! И ты пугаешь меня, потому чтомне кажется, что в комнату залетел сам ангел Господень и занял всю комнатусвоими крыльями, из которых выпадают перья и кружатся в воздухе, и я дажеслышу, как эти крылья скребут по потолку! И голова у него такая огромная... Ируки... Вот что ты такое! Ты совершенный, ты красивый, но при этом ты...

— Чудовище, моя дорогая, — закончил он. И,поддавшись порыву, взял ее лицо в ладони и снова крепко поцеловал.

У нее перехватило дыхание, и она застыла, закрыв глаза ираскрыв губы. А потом ее тяжелые груди колыхнулись от вздоха.

— Ты принадлежишь иному миру... — пробормоталасиньора Бьянка и открыла глаза.

Сначала она просто смотрела на него не отрываясь, а потомлицо ее расплылось от удовольствия и гордости, и она обвила руками его талию.

— Так вы любите меня? — спросил он.

— Ах! — Она сделала шаг назад. — Какое тебедело до меня! Весь Рим скоро будет любить тебя, весь Рим будет готов пасть ктвоим ногам! А ты еще спрашиваешь, люблю ли я тебя. Да кто я такая?

— Да, да, но я хочу, чтобы вы любили меня, здесь, вэтой комнате, сейчас.

— Тебе пора на сцену. — Портниха улыбнулась,подняла руки и погладила белые волны волос, поправила драгоценную булавку. —Бесконечное тщеславие, — вздохнула она. — И такая же бесконечнаяалчность.

— Это так называется? — мягко спросил он.

— Ты боишься, — прошептала она.

— Немного, синьора. Чуть-чуть. — Он улыбнулся.

— Но, милый... — начала она.

Но тут дверь распахнулась и, задыхаясь, с мокрой,растрепанной головой, в комнату вбежал Паоло.

— Тонио, ты бы только слышал их, эту шваль! Ониговорят, что Руджерио заплатил тебе больше, чем Беттикино, и они жаждут драки!А еще тут полно венецианцев, Тонио! Они приехали только ради того, чтобыуслышать, как ты поешь. Конечно, драки не избежать, но они не хотят оставитьтебе никакого шанса!

Времени больше не было. Позади осталось двадцать пять летнапряженного труда и медленного продвижения к главному моменту. Это времясократилось сначала до двух лет, а потом таяло месяц за месяцем, день за днем,пока не вышло совсем.

Гвидо слышал, как настраивается оркестр. Синьора Бьянкасказала ему, что Тонио готов, но он не хотел беспокоить юношу. Сегодня днеммаэстро и Тонио, крепко, с самыми нежными словами обнявшись, договорились, чтов эти последние мгновения ни один из них не будет смущать другого собственнымисомнениями.

Гвидо в последний раз привычно оглядел себя в зеркале.Гладкий белый парик выглядел великолепно, камзол из расшитой золотом парчипосле нескольких примерок у портнихи сидел наконец достаточно свободно и несковывал движения рук. Гвидо поправил кружевную манишку, встряхнул манжеты ичуть ослабил пояс, надеясь, что никто этого не заметит. После этого он собралноты.

Но перед тем как спуститься в яму, он остановился передзанавесом и выглянул в зал.

Огромная люстра только что исчезла в потолке, забрав с собойяркий, почти дневной свет.

Наступившая тьма только усилила дикий рев публики. Нагалерке топали ногами, со всех сторон раздавались грубые выкрики.

Как он и ожидал, аббаты занимали всю переднюю часть партера,а ложи были совершенно переполнены. Повсюду втиснули дополнительные стулья.Прямо над собой, справа, Гвидо увидел с десяток венецианцев — он был уверен втом, что это венецианцы, — а среди них одного знакомого, тоговеликана-евнуха из собора Сан-Марко, что был наставником и другом Тонио.

В полном составе присутствовали здесь и неаполитанцы:графиня Ламберти и Кристина Гримальди сидели в первом ряду ложи, спиной кстолу, за которым уже шла оживленная игра в карты. В ложе находился и маэстроКавалла, уже приславший за сцену свои приветствия.

Кардинал Кальвино был лишь одним из многих присутствовавшихв зале кардиналов. Его окружала группа молодых дворян, которые, с бокалами винав руках, кивали головами и переговаривались друг с другом.

Неожиданно по проходу между рядами в сторону оркестраустремился какой-то человек и, сложив руки рупором, прокричал что-тонасмешливое. Гвидо напрягся, злясь, что не может разобрать слова, и тут вдруготкуда-то сверху, с балок, посыпался снег из белых бумажек, и люди началивскакивать с мест и хватать эти бумажки.

Поднялись улюлюканье и топот. Гвидо понял, что поравыходить.

Он закрыл глаза и прислонился головой к стене. И вдругпочувствовал, что кто-то трясет его за плечи. Он заскрипел зубами, готовыйпотребовать для себя последнего мгновения покоя.

— Посмотрите на это!

Перед ним, потрясая одной из свалившихся с потолка листовок,стоял Руджерио.