KISS. Лицом к музыке: срывая маску - Пол Стэнли Страница 15

Здорово было снова начать играть, но эта группа явно не имела для меня будущего, а мысли о будущем больше и больше глодали меня по мере приближения выпускного. Я уже в выпускном классе, надо думать о дальнейших шагах. Давление, которое я испытывал, не имело отношения к деньгам как таковым. Меня беспокоило то, что другие создавали задел для обеспеченного будущего. Они планировали поступить в колледж и получить профессию. А я — нет.

Насколько я верил в себя — настолько же не было никакой гарантии того, что я сделаю карьеру в музыке. В нашем районе дети шли по стопам родителей, становились врачами или юристами. А у меня, отчаянно желающего стать рок-божеством, волосы уже отросли до лопаток. Я понимал, что статистика тут совсем не в мою пользу. Много ночей я провел с тревожной мыслью: что же, черт возьми, я делаю? Неважно, насколько ты уверен в себе, все равно время от времени возникает тень сомнений. Вера в себя ставится под вопрос — даже если она не исчезает.

Лежу в постели, думаю. У меня есть план. Ну, типа плана. Скорее цель, чем план, если серьезно. Я стремлюсь к определенной цели, я работаю над этим, иногда, правда, просто ставлю на карту все. Но на этом пути нет никаких пунктов, где надо отмечаться, это же не то же самое, что учиться на оптометриста.

А что, если? Что, если у меня ничего не получится?

Вот такие страхи приходили ко мне ночью.

В конце концов я придумал план на крайний случай: буду работать на телефонную компанию. Тогда это была хорошо оплачиваемая работа, профсоюз, бонусы. Вот если я смогу устроиться мастером установки телефонов — а объявления об этой вакансии появлялись регулярно — я буду работать на себя, в стороне от людей, от любых боссов. Я буду ездить такой на микроавтобусе и устанавливать телефоны. Сам по себе.

У нас с Мэттом на репетициях стали возникать споры. Я считал, что мы просто месим фигню всякую, а не творим и не движемся вперед. Также я полагал, что во время концерта ему лучше стоять лицом к аудитории, а не к своему усилителю. Кризис случился на очередной репетиции, когда мы с Нилом попросили Мэтта немного убавить громкость усилителя.

«Сделай тише!» — заорали мы.

«Нет!» — заорал Мэтт, продолжая играть на полной громкости.

Так что мы с Нилом решили, что хватит. Вышли на улицу, и группа распалась. Я и Мэтт — мы остались друзьями — даже как-то работали вместе в такси, но, мне кажется, что когда он перестал с нами играть, то это принесло ему какое-то облегчение.

Я, конечно, хотел играть и дальше, и поскольку в паблишинговых компаниях меня заворачивали, я решил, что группа — верное решение. Нил, тогда работавший на полставки в студии звукозаписи, узнал от одного своего друга, что есть такой парень — Стив Коронел, который играет на соло-гитаре. Мы связались с этим Стивом, встретились, поиграли каверы, несколько моих песен и стали договариваться о концертах.

У нас с Мэттом в группе басиста не было никогда, а Стив хотел, чтоб он был. «Знаю тут одного парня», — заявил он.

Этого парня звали Джин Кляйн, подростками они со Стивом играли в группе The Long Island Sounds. Джин, по словам Стива, живет где-то в пригороде. И он старше меня на несколько лет, колледж закончил уже. Мне лично было все равно, живет ли этот Джин в округе Салливан или в Статен-Айленде, — если будет возможность создать настоящую группу, то я обеими руками за.

Однажды я пришел в квартиру Стива в Вашингтон-Хайтс — я жил в детстве неподалеку. Комната Стива была выкрашена в черный. И в комнате этой сидел крупный жирноватый парень. «Стэн, — сказал Стив, — это Джин Кляйн».

Джин носил длинные волосы и бороду на двойном подбородке. У него явно был серьезный лишний вес. Я сам был довольно упитанным тогда, но этот парень казался прямо немереным. Он носил комбинезон, сандалии, и в таком виде напоминал персонажа недавно запустившегося тв-канала с музыкой кантри Hee Haw.

Джин сразу дал понять, что в музыкальном плане мы ему не ровня. Он сыграл нам пару песен, которые мне показались глуповатыми. Потом мне предложил спеть мое. Я исполнил некую вещичку под названием «Sunday Driver», которую позже переименовал в «Let Me Know». Его явно поразило, что на белом свете кто-то еще, помимо Джона Леннона, Пола Маккартни и Джина Кляйна, умеет писать песни. Момент прозрения: вот еще один незнаменитый парень, который на самом деле может написать песню. Это его ошеломило. Он пробормотал: «Хмммм».

Меня немного разозлило то, что он считал, что с его уровня можно судить меня, как будто только его одобрение и имело смысл. Особенно из-за того, что я остался не очень высокого мнения о его песнях, сам факт, что он надменно и снисходительно оценивает меня, вообще — анекдот. Он ясно дал понять, что он судит с более высокой колокольни, но мне это очень не понравилось. Джин, разумеется, ничего не знал про мое ухо — оно ж было прикрыто волосами — но я уже был запрограммирован ненавидеть, когда меня разглядывают и судят. Я был уверен, что это, мягко говоря, не очень хорошее дело, так что с парнем этим работать я не рвался.

В другой вечер мы со Стивом и басистом по имени Марти Коэн играли бесплатный концерт в кофешопе Forlini’s Third Phase, на углу Бродвея и 111-й улицы. Помещение обшито пенопластом. Мы играли через гору усилителей наши песен и несколько каверов, включая «Mississippi Queen» группы Mountain. Публика купилась. Джин тоже пришел на этот концерт — Стив одолжил у него кое-что из аппаратуры — и явно получил приятное впечатление.

После этого я в какой-то момент позвонил по объявлению «Ищем гитариста» в альтернативном еженедельнике Village Voice. Я позвонил человеку по имени Брук Острандер, который дал это объявление, — он был клавишником группы, искавшей соло-гитариста, как оказалось, а не ритм-гитариста вроде меня. На этом все и закончилось.

Но вскоре после мне позвонил Джин и спросил, не могу ли я подъехать в Нью-Джерси и сыграть для демокассеты, которую он со своей группой пытается закончить. Предлагал приехать на день-два. Я согласился. По иронии судьбы группа эта играла дома у клавишника Брука Острандера, и именно для этой группы Брук искал гитариста через объявление. Брук был аж учителем музыки в школе. Джин, кстати, тоже хвастался какой-то своей беловоротничковой работой, за которую платили пять долларов в час — это по тем временам состояние. Дома у них стоял некий аппарат для записи на кассеты, аппарат не студийного уровня, но мы проработали весь день. К концу вечера мы с Бруком покурили травки через большой кальян в форме рыбки. Я вообще отключился, и поскольку рабочий день уже окончился, мы слушали Pink Floyd и Jethro Tull, и тут я понял, что мне негде ночевать.

«Пошли в спальню», — сказал Брук.

Оооо…

Одна из самых долгих моих прогулок. Я не знал, что делать. Но открылись двери спальни, и я увидел там две кровати.

Уф! Слава тебе, господи!

Так вот, работая с Джином, я понял, что у нас много общего. Его семья выжила в Холокосте. Сам он был умным и серьезным. Хотя они с Бруком работал в Нью-Джерси, жил он всего минутах в пятнадцати от меня в Куинсе. Еще оказалось, что в колледже на севере штата у него была группа, и они дали довольно много концертов. То есть он мог много чего предложить. Он хорошо пел и хорошо играл на басу. Песни умел писать. И, что, наверное, самое важное — Джин был сконцентрирован.