Краткая история Лондона - Саймон Дженкинс Страница 15

Самой сильной стороной Лондона была литература. Здесь он в полной мере пожал плоды Возрождения в поэмах Эдмунда Спенсера, драмах Кристофера Марло и Бена Джонсона, но прежде всего в трудах Уильяма Шекспира, чьи стихи при жизни не уступали в известности его пьесам. Но пьесам, в отличие от книг, нужны театры, а властям Сити они не нравились из-за шумной толпы и причиняемого беспокойства. Согласно одной из петиций, призывавших к запрету театров, в них можно было найти «лишь нечестивые басни, дела любострастия, мошеннические приспособления и непристойное поведение». Сити исключил театры из своей юрисдикции и подал прошение об их закрытии, с тем чтобы изгнать их за пределы городских стен, например на свободное место на берегу Темзы за границей округа Саутуорк. Исключением была труппа королевских хористов в Блэкфрайарсе, известных тем, что они похищали мальчишек, чтобы те пели в хоре.

Столяр Джеймс Бербедж построил первый деревянный театр в полях Финсбери в Шордиче в 1576 году да так и назвал – «Театр» (The Theatre). Вскоре вблизи открылся театр «Занавес» (Curtain), а в 1587 году в Саутуорке, где тогда уже устраивались бои быков и медвежьи травли, – «Роза» (Rose) Филипа Хенслоу. Согласно записям, «Роза» за один только 1595 год дала около 300 представлений, причем в репертуаре было тридцать шесть пьес. В 1596 году труппа Бербеджа попыталась переехать из Шордича в Блэкфрайарс, но ему пришлось закрыть театр. Он буквально по одной дощечке перенес здание в Саутуорк и в 1599 году вновь открыл театр под названием «Глобус» (Globe). Он стал домом для труппы «Слуги лорда-камергера», для которой писал Уильям Шекспир, а сын Бербеджа Ричард стал звездой спектаклей по шекспировским пьесам. Два театра были злейшими конкурентами, но оба оказались чрезвычайно уязвимыми для огня, и их не раз приходилось отстраивать заново.

Театр был популярен и как развлечение, и как литературное явление. Даже относительно небогатые лондонцы могли заплатить несколько пенсов за вход. Драматург Томас Деккер старался в пьесах угодить и своим богатым патронам, и «простолюдинам из партера и с галерки», от которых зависел его доход. Среди этих простолюдинов были каретники и носильщики, паписты и пуритане, щеголи и проститутки – неудивительно, что между зрителями часто вспыхивали драки. Смотрели не только пьесы, но и медвежью травлю, цирковые представления и показы уродцев. Театр был не просто развлекательным заведением: здесь смешивались между собой разные общественные слои; сочинители пьес, их постановщики и актеры служили мостиком между аристократией, мелким дворянством и чернью. Возможно, именно поэтому Тайный совет относился к театру с подозрением и стремился связать его определенными правилами или цензурой. В конце концов, когда более либеральные Стюарты дали драме «права гражданства» при дворе и в Вестминстере, театральная жизнь в Саутуорке пришла в упадок. И все же вспомним добрым словом район «к югу от реки», который на время стал для лондонцев вотчиной непослушания, отдыха и творчества.

По оценкам, к концу правления Елизаветы половина самых богатых лондонцев проживала за пределами городских стен. Некоторые из них жили к северу, в Финсбери, но большинство – в Фаррингдоне, к западу. Сто двадцать один человек числился в записях как имеющий «загородное имение», то есть, по сути, второй дом. Во многом благодаря упразднению монастырей и распределению церковных богатств в Лондоне появился средний класс, не зависевший ни от двора, ни от церкви. Посетивший город герцог Вюртембергский писал домой, что лондонцы «великолепно одеты и чрезвычайно горды и заносчивы, а так как большинство из них, особенно ремесленники, редко путешествуют в другие страны, но все время пребывают в своих домах, чтобы вести коммерцию, им мало дела до иностранцев, – напротив, они насмехаются и глумятся над ними». Что касается лондонских женщин, они «обладают большей свободой, чем, вероятно, где бы то ни было. И они хорошо знают, как ею пользоваться, ибо они выходят облаченными в чрезвычайно изящные платья и все свое внимание уделяют воротникам и манжетам».

Первое подробное описание огромного города, составленное округ за округом и улица за улицей, принадлежит перу антиквара Джона Стоу и появилось в 1598 году. Он забирался в новые тогда предместья на севере, юге, востоке и западе. Он наблюдал, как новые дома пожирают открытые пространства, как в аллеях «кишат сдаваемые внаем домишки и уютные особнячки… людей, которым свое удобство дороже общественного блага всего города».

С точки зрения Стоу, времена при нем были уже не те. Его Лондон был «более глумливым, непочтительным и неблагодарным, чем когда-либо ранее». Чтобы в Лондоне по-прежнему можно было жить, рост мегаполиса нужно было остановить. Эти причитания будут не раз повторяться в течение всей последующей истории Лондона.

Стоу везде видел мигрантов. «Джентльмены из всех графств стаями слетаются в этот город: юноши – чтобы на людей посмотреть и себя показать, старики – в поисках рынка, на котором их товар найдет быстрый спрос». Даже транспорт вызывает у Стоу стенания: «Мир мчится на колесах, а вместе с ним и многие из тех, чьи родители были довольны и тем, что ходили пешком». Стоу был первым городским экономистом Лондона. Он видел, что растущее население столицы приведет «к ущербу и упадку многие или даже большинство из древних городов, городков и ярмарок нашего королевства». Лондон вредил развитию ремесел в провинции, и Стоу предлагал насильно выселить некоторые ремесла в другие города.

Однако даже Стоу приходилось признать, что ничто не могло сопротивляться притяжению королевского двора, который «в наше время куда более многочислен и галантен, чем в старые времена». Когда в город приезжал граф Солсбери, его сопровождала «сотня всадников». Говорили, что для Стоу «единственным трудом и заботой было писать правду». К концу жизни антиквар испрашивал пенсию у Якова I, преемника Елизаветы, но добился только разрешения «обращаться к его подданным за добровольными пожертвованиями и милосердными даяниями». Иными словами, Стоу получил право просить милостыню. На памятнике в церкви Сент-Эндрю-Андершафт он держит в руке перо; когда оно разрушается от времени, его старательно заменяют. Перо репортера должно оставаться бессмертным.

Лондон Тюдоров стремился, в основном без особых успехов, заместить те функции социальной защиты, которые некогда выполняли, пусть и неохотно, монастыри. Нескольких гражданских больниц и приходских благотворительных фондов было недостаточно для постоянно растущего населения. Были приняты меры, пусть и жестокие. Бродяг, в их числе и беспризорных детей, регулярно отлавливали и помещали в тюрьму-приют Брайдуэлл, откуда некоторых из них депортировали в Виргинию. Затем, в 1576 году, более сотни городских приходов впервые установили обязательные сборы с прихожан на бедных. Этот первый шаг к общественной системе социальной защиты официально устанавливал ответственность приходов за больных и неимущих, хотя новый сбор вряд ли мог покрыть их нужды.

К 1580 году относится первая попытка городского планирования и контроля. Елизавета издала прокламацию, запрещавшую любое дальнейшее строительство в пределах трех миль (ок. 4,8 км) от ворот Сити, создав первый «зеленый пояс» города. Запрещалось также сдавать жилье в субаренду или «допускать, чтобы в любом доме отныне проживало или размещалось более одной семьи». Другие указы запрещали новое строительство в глубине Мидлсекса. Вопреки самым драконовским мерам наказания эти указы не возымели действия. Скученность росла везде, где собственник жилья полагал, что выгоды превышают риски судебного преследования.