Смертники Восточного фронта. За неправое дело - Расс Шнайдер Страница 15

Стоявший рядом с ним Кордтс спросил:

— Как же было тогда, с теми евреями?

Полицейский задумался, все еще смотря в сторону двери.

— Это было что-то особенное, — наконец ответил он.

Кордтс коротко рассмеялся и неожиданно задумался. Вот уже много месяцев, с тех самых пор, как все это началось, — имелась в виду даже не осада Холма и даже не война на Востоке, а лишь зима с ее кошмарным холодом, — он мечтал о том, как хорошо было бы заснуть на долгие недели или даже месяцы и проснуться где-нибудь вдали от этих мест. Он мысленно видел себя дома, вместе с Эрикой…

— Я понял, его здесь нет, — наконец произнес Кордтс. — Но теперь ты знаешь, где находится эта маленькая кладовая, верно?

— Конечно, — ответил полицейский. — Я уже видел сегодня, как сюда занесли несколько человек. И вчера тоже. Мы ведь находимся рядом.

— Почему же ты сразу не сказал, что знаешь про церковь?

— А что в этом такого? Я подумал, что ты просишь помощи, чтобы найти своего товарища.

Кордтс зажмурил глаза. Возможно, этот парень слишком туп; возможно, здесь слишком холодно. Люди часто говорят очень скупо, сжато, короткими предложениями, и поэтому в их словах не сразу угадываешь истинный смысл.

Он задумался над тем, не заснул ли и не оказался, пробудившись, в этом жутком месте. Эта мысль появилась в его сознании буквально на мгновение и столь же быстро исчезла, подобно тысячам других мыслей. Затем Кордтс подумал о том, что нужно что-то сделать, чтобы скрыться от холода. Мысль тоже не новая, она часто приходила ему в голову и тут же сменялась какой-то другой.

— У тебя уродливая рана, — заметил полицейский. — Тебе надо было не запускать ее.

— Я только что вернулся из этого чертова госпиталя, — пробормотал Кордтс.

Он снова стал смотреть на звезды, видимые через дыры в куполе церкви. Затем они с полицейским вышли наружу и зашагали по разрушенной улице. В это время русские уже глубоко проникли в город на другом его конце, прорвавшись на участке Пауперса. Несколько красноармейских отрядов на этом участке были обстреляны с аванпостов немцев и вынуждены отступить. В этом не было ничего удивительного. Атака служила прикрытием одновременного наступления вражеских дозоров через уже известные противнику бреши на слабой линии обороны на другом краю города. Первый из этих дозоров уже внедрился в город и оказался в переулке между церковью и разрушенным зданием, где грелись полицейские. Другие небольшие отряды русских солдат, прорвавшиеся через периметр, оставались на окраине города, устанавливая огневые точки как раз напротив известных им немецких опорных пунктов.

Это была простая и в то же время дерзкая боевая операция, осуществленная с относительной легкостью. Шерер часто просыпался по ночам в здании ГПУ, разбуженный подобными налетами вражеской пехоты.

Когда Кордтс и полицейский прошли мимо поваленных бревен соседнего с церковью сарая, русские проскользнули туда же и прошли вглубь переулка. Они уже заметили двух немцев и нацелили на них оружие. Кордтс с унылой покорностью смотрел на дальний край простиравшейся перед ним улицы, где сужалась и сжималась домами красная линия заката. Перед ним предстала усеянная звездами бездна, повисшая над его головой и подпираемая плечами разрушенных зданий. Лицевые нервы Кордтса снова затрепетали от возбуждения, а может, от страха. Ему показалось, будто в его раненую щеку вонзили нож. Всю правую половину лица резко стянуло болью, и правый глаз на мгновение как будто ослеп. Он подумал, что нужно на несколько минут нырнуть обратно в дом, где греются эти свиньи-полицейские, немного прийти в себя и лишь потом двинуться в обратный путь.

Боль заставила Кордтса на несколько шагов изменить курс. Он наверняка забрел бы в переулок, если бы не куча камней, возникшая перед ним. Он ни на что не смотрел, поскольку физически был на это не способен, однако спрятавшиеся примерно в метре от него русские были не уверены в этом, заметив, что странный немец непонятным образом помахивал факелом. Горящая головешка высветила несколько лиц и оружейных стволов, однако Кордтс, глядя перед собой, не видел ничего, на короткое время потеряв зрение. Из щелей и дыр здания на другой стороне переулка пробивался свет.

Русские были вооружены ножами и могли в любую секунду убить простофилю-немца и второго солдата, находившегося примерно в метре позади него. Когда они открыли бы огонь, чтобы обнаружить свое присутствие в центре города, то уничтожили бы больше врагов, чем эти два бестолковых фрица. Однако они проявили выдержку, даже когда огнем факела осветили то место, где они прятались, сжимая в руках ножи, и застыли в полной неподвижности за грудой битого камня. Чтобы пробраться в эту часть города, им пришлось пройти так же близко от других немецких караульных и других немцев, бродивших в одиночку по разрушенным улицам под бескрайним куполом стылого ночного неба. Русские солдаты совершали подобные вылазки и раньше, выведав лучшие маршруты проникновения внутрь периметра, шныряя по улицам Холма и убивая немцев. Однако эта вылазка в город имела другую цель, являясь частью крупномасштабного плана, который имел самые серьезные намерения.

Неожиданно Кордтсу стало лучше, как будто незримая рука щелкнула выключателем на той стороне его лица. Боже мой, подумал он, ощущая, как на глаза ему наворачиваются слезы. Боль в щеке прекратилась, осталось лишь привычное ощущение холода. Значит, пора возвращаться. Поскольку он придет с пустыми руками, то начальство останется недовольно, впрочем, плевать на это. Кордтс почувствовал, как у него жутко замерзли конечности, даже сильнее, чем лицо. От холода лицо порой немело настолько, что он не мог сдвинуться с места. К черту холод!

Он посмотрел вперед и увидел двух полицейских, гревшихся возле разведенного в бочке огня. Третий караульный стоял рядом с Кордтсом у входа в переулок и с любопытством смотрел на него.

— Все в порядке, еврейский парень, — произнес Кордтс. — Желаю удачи!

— Да пошел ты к черту, — ответил полицейский. — Я не убил ни одного человека. Да и вообще, какое тебе до этого дело?

— Конечно, конечно. Но ты не расстраивайся, — сказал Кордтс. — Здесь приходится рассчитывать на окружающих. Одному здесь не выжить. Даже в моем взводе есть люди, которых я видеть больше не могу, но приходится смириться с их присутствием. Такая уж тут жизнь.

— Я понял. Мы справимся. Ступай.

— Ладно. Пока! — ответил Кордтс. Он знал, что если дальше пойдет с факелом, то на открытом пространстве русские подстрелят его раньше, чем он успеет добраться до своих. Поэтому он бросил головешку обратно в костер.

Полицейские проводили его внимательными взглядами. Тот, который ходил с ним в церковь, произнес:

— Похоже, что ты очень странный парень. Ты как будто знаешь все и в то же время ничего не знаешь. Приходи к нам, если захочешь.

— Обязательно, — ответил Кордтс.

Боль, недавно пронзавшая лицо, оставила в его голове странную невесомость и опустошенность, которая охватила едва ли не все его тело. Ему казалось, будто легким порывом ветра его может оторвать от земли и унести вверх, к звездам. Опять-таки это лучше, чем топать собственными ногами, подумал Кордтс.