Горькое лето 1941-го - Николай Ефимов Страница 15

— Что же конкретно предлагал Черчилль?

— В мае 1939 года он подчеркивал, пытаясь переубедить Чемберлена: «Нужно не только согласиться на полное сотрудничество России, но и включить в союз три прибалтийских государства — Литву, Латвию и Эстонию. Этим трем государствам с воинственными народами, которые располагают совместно армиями, насчитывающими, вероятно, двадцать дивизий мужественных солдат, абсолютно необходима дружественная Россия, которая дала бы им оружие и оказала другую помощь». Чемберлен этим словам не внял.

— Почему?

— Он еще не исчерпал тактики «умиротворения» Гитлера, и таким образом последние возможности сохранения мира были упущены. Он вообще был слеп и глух к любым контрпредложениям своему курсу. Но единому антигитлеровскому фронту противился не только Чемберлен — и «Восточный фронт» против гитлеровской Германии не мог быть создан не только из-за англо-французской «Мюнхенской политики» и активного противодействия Берлина. Можно сказать, что этот так и не созданный фронт был неизлечимо болен изнутри: тогдашние правительства Литвы, Латвии и Эстонии сознательно противодействовали любому плану, или предложению, которые предполагали участие Советского Союза или взаимодействие с ним.

— Подобную же, простите, узколобую позицию заняла и Польша.

— Такую же позицию занимали Польша, Румыния, Финляндия. Некоторые из этих государств дошли до того, что любую гарантию их неприкосновенности, данную советской стороной, объявляли… проявлением агрессии со стороны СССР! Столкнувшись с такой упрямой и непримиримой позицией, Черчилль констатировал: «Препятствием к заключению такого соглашения служил ужас, который эти самые пограничные государства испытывали перед советской помощью в виде советских армий, которые могли пройти через их территорию, чтобы защитить их от немцев и попутно включить в советско-коммунистическую систему Ведь они были самыми яростными противниками этой системы. Польша, Румыния, Финляндия и три прибалтийских государства не знали, чего они больше страшились — германской агрессии или русского спасения. Именно необходимость сделать такой жуткий выбор парализовала политику Англии и Франции».

— В общем, великие державы в очередной раз оставались в стороне, не беря на себя никакой ответственности…

— А тем временем Германия уведомила Москву, что Прибалтика остается вне сферы ее интересов на востоке Европы. Это дало возможность СССР активизировать свои отношения со странами Балтии, и правительства этих стран были вынуждены заключить с Советским Союзом договоры о взаимной помощи. Договор с Эстонией был подписан 28 сентября, с Латвией — 5-го, а с Литвой — 10 октября 1939 года. Европа уже была охвачена войной, перестала существовать Польша, и прибалтийским странам было необходимо оставаться вне войны — любой ценой. Договоры с СССР воспринимались тогда общественностью этих стран как наименьшее из зол.

— Следуя логике «больших величин», Советский Союз не мог ограничиться договорами о будущей взаимопомощи. Следовало делать все возможное, чтобы максимально обезопасить свои границы от возможной агрессии.

— Разумеется, и в 1940 году в связи с ростом угрозы войны после поражения Франции, а затем падением Норвегии и возрастанием германской военной угрозы на западной границе Советским Союзом с правительствами прибалтийских стран были подписаны договоры о предоставлении нам военных и военно-морских баз на их территориях и о вводе и размещении на этих базах советских войск. В результате, как свидетельствует Уинстон Черчилль, «южный путь на Ленинград и половина береговой линии Финского залива оказались в кратчайший срок блокированными советскими вооруженными силами на случай немецких поползновений. Открытыми оставались подступы только через Финляндию».

— В общем, абсолютно логичное, стратегически продуманное решение.

— Да, в военно-политическом плане целесообразность принятых мер сомнений не вызывает. Не случайно ведь эти договоры были признаны всеми — кроме США — государствами, имевшими дипломатические соглашения со странами Прибалтики. Договоры определяли статус наших воинских контингентов, в частности, их полное невмешательство во внутренние дела этих государств и строгое соблюдение правил при выходе или выезде за пределы отведенных им мест дислокации.

— И все же, как реально отразилось присутствие советских войск на внутренней и внешней политике этих государств?

— Оно, равно как и общее осложнение военно-политической обстановки, оказывало достаточно сильное влияние на общественную сферу в Прибалтике. В создавшейся ситуации «дрейф» этих стран в направлении к СССР и под его давлением был неизбежен. Явно оживилась деятельность левых, просоветски настроенных политических сил, хотя они и не преобладали. В итоге избранные на основании существовавших законов о выборах парламенты — народные сеймы Латвии и Литвы и государственная дума Эстонии — 21–24 июля 1940 года приняли декларации о восстановлении советской власти, о вступлении в состав СССР, о признании земли государственной собственностью и о национализации основных средств производства. На сессии Верховного Совета СССР 3–5 августа Литва, Латвия и Эстония вошли в состав СССР.

— Как отреагировал на это Запад?

— В частности, Уинстон Черчилль, не соглашаясь с включением Прибалтики в состав СССР, не отступил от главного в оценке событий — от признания неизбежности того, что было. Вот его общая оценка: «В пользу Советов нужно сказать, что Советскому Союзу было жизненно необходимо отодвинуть на запад исходные позиции германских армий, с тем чтобы русские получили время и могли собрать силы со всех сторон своей колоссальной империи. Их границы были значительно восточнее, чем во время Первой [мировой] войны. Им нужно было силой или обманом оккупировать прибалтийские государства и большую часть Польши, прежде чем на них нападут. Если их политика и была холодно расчетливой, то она была также в тот момент в высокой степени реалистичной».

— Но ведь одно дело — личная оценка с позиций логики, а другое — официальная реакция на происшедшее…

— Давайте уточним, что до поры до времени позиции великих держав и обмен взглядами между ними — все это было сферой секретной и особо секретной переписки. Хотя нельзя сказать, что в этом обмене Прибалтика играла серьезную роль. Москва просто не вступала в полемику, а Лондон и Вашингтон не были особо заинтересованы, чтобы ее вести. Соображения, высказанные Черчиллем, разделял и Рузвельт. Оба понимали, что Прибалтика не должна стать «яблоком раздора» для членов антигитлеровской коалиции. И вот пришло время личной встречи Рузвельта, Черчилля и Сталина в Тегеране 29 ноября — 1 декабря 1943 года. Основные положения достигнутых договоренностей были опубликованы в мировой печати; о Прибалтике не было сказано ничего.

— Хорошо, но в феврале 1945 года, когда «большая тройка» встречалась в Ялте на Крымской конференции, обстановка на фронтах была уже совсем другая… Поднимался ли тогда вопрос о Прибалтике?

— Тогда было выработано и широко распространено в мире Коммюнике об итогах работы конференции. В нем были такие разделы, как «Разгром Германии», «Оккупация Германии и контроль над ней», «Конференция Объединенных наций», «О Польше», «О Югославии» и другие. Остановимся на «Декларации об освобожденной Европе». Здесь, в частности, говорилось: «В соответствии с принципом Атлантической хартии о праве всех народов избирать форму правительства, при котором они будут жить, должно быть обеспечено восстановление суверенных прав и самоуправления для тех народов, которые были лишены этого агрессивными нациями путем насилия». Обратите внимание на слова «агрессивными нациями». Речь шла о нацистской Германии и ее союзниках. К отношениям СССР со странами Балтии эта фраза отношения не имеет.