Братья Старостины - Георгий Морозов Страница 15

Примечательно, что из всей четверки братьев на тот момент членом коммунистической партии был только Андрей. Остальные вступили в нее позже: Александр — в 1939-м, Петр— в 1940-м, а Николай — и вовсе в 1941-м.

Так или иначе, Николай возглавил всю футбольную структуру, которая называлась Центральная футбольная школа «Спартак». А 19 апреля 1935 года родилось добровольно-спортивное общество. В распоряжении спартаковцев оказалась загородная спортивная база в Тарасовке, по Ярославскому направлению. Вот стадионом собственным они так и не обзавелись и в первенстве Москвы принимали соперников то на «Трехгорке», то на стадионе союза шоферов в Лефортове.

В самом начале нового, 1936 года Александр и Андрей в составе сборной, скомплектованной из игроков «Спартака» и «Динамо», играли в Париже против профессионального французского клуба «Рэсинг». Добро на поездку дали высшие партийные органы, а это подразумевало, что проигрывать представителям буржуазного спорта никак нельзя. Тем не менее гости уступили — 1:2, хотя и получили потом прекрасные отзывы в местных газетах. Николай и Петр тоже участвовали в поездке, но в том матче на поле не выходили. А дома на семейном разборе игры самым дотошным экспертом оказалась Клавдия — прекрасная хоккеистка и теннисистка, в законах спорта она разбиралась отменно.

Начиная с этого года стали разыгрываться чемпионаты СССР среди клубных команд. Законодателями мод в довоенный период были москвичи. Динамовцы стали чемпионами весной 1936-го, в 1937 и 1940 годах. Спартаковцы ответили успехами осенью 1936-го, в 1938-м и 1939-м. Николай постепенно отходил от активной игры, сосредоточиваясь на организационной работе. В частности, он возглавил Московский городской совет «Спартака», а параллельно руководил и всесоюзной секцией футбола.

Режиссер и сценарист Евгений Богатырев с гордостью говорил нам о своем отце, известном волейболисте Григории Берлянде:

«У моего отца было удостоверение МГС „Спартак“ за номером два, а номер один — у Николая Петровича. Старостин его и позвал на эту работу, волейбол тогда по популярности следовал за футболом. Папа сам был действующим игроком, тренировал женщин — чемпионок СССР».

Если в «Динамо» все строилось на четкой иерархии, то отношения внутри «Спартака» с первых же дней отличались демократией. Например, в футболе существовал тренерский совет, который коллегиально обсуждал все важнейшие вопросы. И тренеры — Михаил Козлов, Константин Квашнин, Петр Попов — вполне продуктивно работали в таких условиях.

Андрей Старостин писал позднее: «Именно тогда, во время высшего восхождения „Спартака“ по ступенькам популярности, я все больше утвердился во мнении, что футболист сам творец своей судьбы, тренер же — его советчик. И к чести тренеров „Спартака“ тех лет, они и не претендовали на диктаторские полномочия. Константин Павлович Квашнин, Владимир Иванович Горохов, Петр Герасимович Попов отлично понимали душу футболиста. Они были требовательны к соблюдению дисциплины и терпимы к мнению игрока. Подотчетность тренерскому совету они рассматривали не как усечение своих прав, а как осознанную необходимость для приближения к истине».

И удивительное дело: футбольной команде, представлявшей промкооперацию, стали симпатизировать отнюдь не только артельщики. Она стала своей среди творческой интеллигенции, не случайно позже шутили, что во МХАТ принимают лишь болельщиков «Спартака». А Михаил Яншин называл красно-белую команду «вторым филиалом МХАТа».

Во многом это было связано с личным обаянием Андрея Старостина. Николаю тоже было не чуждо прекрасное, он коллекционировал картины, но с представителями богемы пересекался куда реже брата. Михаил Якушин в книге «Вечная тайна футбола» писал о своем партнере по сборной Москвы: «Мне рассказывали, что он, купив в Тбилиси у букинистов несколько томов энциклопедического словаря Брокгауза и Эфрона, всю дорогу (а поезд в то время шел в Москву около четырех суток) не слезал с полки и читал их запоем, словно самый увлекательный роман. Его эрудиция всегда внушала уважение, и интереснее собеседника трудно было себе представить. Андрей Старостин уже тогда был своим человеком в артистическом и писательском мире, но это ничуть не отдаляло его от нас. Дружба Андрея Петровича Старостина и народного артиста СССР Михаила Михайловича Яншина, длившаяся несколько десятков лет, можно сказать, зародилась на моих глазах. Познакомились они еще молодыми, но тем не менее всегда обращались друг к другу только на „вы“, и эта деликатность в их взаимоотношениях производила на меня сильное впечатление».

Круг друзей Андрея расширялся. История его знакомства с Александром Фадеевым интересна тем, что состоялась она в Сухуми, в очереди за кружкой сухого вина, а продолжилась катанием на лодке и купанием в море. В своих воспоминаниях Андрей не уточнял, в каком году это случилось, но, исходя из повествования, можно очертить десятилетие между написанием «Разгрома» и приездом в Советский Союз команды басков. Старостин упоминал также, что находился с командой на сборах и получил выходной после проигранного товарищеского матча. А из клубной энциклопедии явствует, что сборы обычно проходили в марте — апреле, дублирующий состав выезжал в ноябре, то есть в любом случае на Черноморском побережье Кавказа купаться было бы холодно.

Юрия Олешу Андрей впервые увидел в ресторане «Метрополь», еще не зная, что это известный писатель. Но облик человека за соседним столиком, его заразительный смех не могли не привлечь внимания. А познакомил их позднее Фадеев.

Любимым местом Олеши было кафе «Националь». Здесь он обедал с Михаилом Зощенко, Николаем Эрдманом. Встречались они и в Доме творчества в Переделкине. Как-то Олеша рассказал, что работает над инсценировкой «Идиота» (а Достоевский был любимым писателем Старостина), и позднее пригласил его на спектакль в театр им. Вахтангова.

Андрей признавался: «Юрий Карлович был для меня человеком, которому я нравственно был подотчетен. Я до конца верил в его честность и объективность. Не последнюю роль в этом сыграло его выступление на Первом съезде писателей. Он выступил благородно и достойно. В минуты житейских сомнений я часто мысленно задавал себе вопрос: а как бы рассуждал в данном случае Юрий Карлович?»

Как бы по цепочке Олеша познакомил Андрея с Марком Бернесом. В футболе артист не был искушен, но от приглашения на матчи не отказывался.

Как мы уже знаем, в семье Старостиных разговаривали на своем жаргоне. Но и общение Андрея с артистической средой рождало лексику, понятную только посвященным. Например, фраза из цыганского спектакля: «Сапатера, как себя ты осрамила» была перенесена на футбол и вспоминалась в дни поражений. В дни побед говорили уже по-другому: «Сапатера, ты себя не осрамила!»

Сомнение в исходе матча могло выражаться фразой: «А вдруг Барсик?» Известно, что Андрей Старостин панически боялся кошек. И когда однажды Яншин пригласил большую компанию к себе «на осетра», произошел казус. Старостин, придя раньше остальных, был атакован домашним котом Барсиком. Хозяин кинулся спасать гостя, и в возникшей суматохе Барсик угодил в блюдо, в котором возлежала рыбина. То, что от нее осталось, пришлось срочно удалять со стола…