Аттила - Эрик Дешодт Страница 15

Аттила сохранил письмо и кольцо. Женщины у него были, и Гонория не занимала все его мысли. К тому же в сердце его на тот момент полыхала не любовь, а жажда мести.

Мало было включить акациров в империю, предварительно разбив и покарав. Феодосий, стоявший за их изменой, не пострадал от своего коварства. Этого нельзя было так оставить. Честь гунна требовала более яркого ответа, чем успех — даже полнейший — карательной экспедиции на дальних рубежах империи самих же гуннов. Нужно было нанести удар по Римской империи.

Поскольку Маргусский договор оказался попран, именно там и предстояло атаковать.

На Маргусской равнине ежегодно устраивали одну из самых крупных ярмарок в Европе, где встречались купцы из обеих римских империй. Она приносила большие барыши Восточной империи, на территории которой находилась. Помимо представителей всех европейских народов там можно было встретить персов, индусов, китайцев… и гуннов, которые захаживали туда по-соседски. Это была ярмарка мирового уровня.

В 441 году гунны явились массово. Продавцы радовались такому наплыву клиентов. Но эти гунны не были покупателями, они выхватили из-под одежды кинжалы и мечи и приказали: «Ни с места!» Воспользовавшись слабостью полиции Феодосия, гунны захватили всё, что могли унести, а остальное сожгли. Потом угнали лошадей и рогатый скот, выпив всё имевшееся спиртное.

Извещенный об этом Феодосий спросил у Аттилы, были ли то простые разбойники, которых император гуннов сможет наказать, или же креатуры самого императора.

Разбойников у гуннов нет, ответил Аттила. То, что произошло под Маргусом, было сделано по его повелению. Но ничего бы не случилось, если бы император Феодосий не нарушил Маргусский договор. Это была двойная кара. Во-первых, покарать Феодосия; во-вторых, епископа Маргуса, Андоха, поскольку он осквернил могилы гуннских вождей, похороненных у Дуная, чтобы выкрасть оттуда оружие и драгоценности. Аттиле сообщили, что Андох находится в столице своей епархии, и тот решил похитить его, чтобы отобрать награбленное. К несчастью, секретность этих планов оказалась нарушена. Партия отложена…

Каллиграф был как громом поражен. Будучи слишком слаб, чтобы вести войну, он обратился к праву. Известно, что он был прожженный юрист. Он сам прекрасно знал, что нарушил Маргусский договор, поэтому он вцепился в дело епископа. Императору гуннов сообщили, что ему, Аттиле, владельцу меча Марса, полагается подать жалобу, вызвать епископа в суд и добиться возмещения ущерба. В цивилизованных странах не принято вершить правосудие самому.

Правосудие гуннов иное, чем в Риме, ответил Аттила, не лукавя. Гунны карают злодеев, как только уличат их в преступлении, без всяких судебных проволочек. Он сожалеет об ограниченности римской юриспруденции, бесстыдно предполагающей, что иноземный император обратится к ее посредству!

Аттила требовал лишь соблюдения международного права, понятие о котором сам же и ввел. Он требовал экстрадиции епископа Андоха и выдачи его правосудию гуннов, правосудию Аттилы, который тотчас велит его повесить безо всякого крючкотворства. Если Феодосий хочет убедиться в его правоте, пусть призовет к себе епископа и допросит сам, прежде чем выдать…

И вот Андох предстал перед Феодосием. Он возмущен: не осквернял он никакие могилы. Он знать ничего не знает о погребениях вождей на Дунае…

Представители правосудия отправили его обратно в Маргус и, чтобы расследование продвинулось вперед, запросили у Аттилы перечень и расположение оскверненных могил. Аттила ответил, что требовал выдачи виновного, а не начала судебного разбирательства. И поскольку выдать его не хотят, он сам за ним явится — и осадил Маргус.

Епископ Андох смог оценить слабость Феодосия: гунны творили всё, что хотят, на моравской равнине. Жалкие римские гарнизоны не могли им противостоять. Хотя епископ укрепил свой город, зная, что крепостные стены остановят гуннов, он понимал, что никто его не спасет, и решил вступить в переговоры.

Он предложил открыть ворота Маргуса при условии, что город останется резиденцией епископа, а он сам — епископом. Аттила согласился. Епископ и духовенство торжественно явились приветствовать его в лагерь и вернулись в город вместе с ним и его охраной, чтобы сдать Маргус. Аттила обнял Андоха — и всё. Константинополь без боя потерял ключевое укрепление на своей северной границе и ярмарку, бывшую одним из основных источников дохода.

Феодосий будет умолять Валентиниана III, императора Запада, бросить свои легионы на захватчика. Валентиниан посоветуется с Аэцием — своим главнокомандующим. Аэций ответит отказом, мол, сейчас не время.

В Западной империи положение было не лучше, чем в Восточной. Вандалы, державшие в своих руках Африку, захватили Сицилию — житницу Рима. Пираты господствовали в Средиземноморье; надо было оснастить новый флот, чтобы очистить море и перевезти войска в Карфаген. В Галлии постоянно бунтовали багауды, вестготы были неукротимы, аланы — непримиримы. Наконец, гунны были друзьями Запада, а потому, при данных обстоятельствах — необходимы.

Сразу возникло предположение о тайном сговоре между Аттилой и Аэцием. Этот договор якобы преследовал далекоидущие цели: они поделили бы между собой Европу с останками обеих империй. Однако доказать ничего не удалось.

И вот Аттила ступил на оба берега Дуная. Этот успех трудно переоценить: несмотря на неослабные усилия, правда, исключительно дипломатические, Руас всю жизнь оставался зажатым к северу от этой реки. Но с Восточной империей еще не было покончено. Месть оказалась неполной, а главное, честолюбие не было удовлетворено. Феодосий не мог пошевелиться, и Аттила стал продвигать вперед свои пешки, то есть свои отряды.

Выступив из Будапешта, он захватил Виминаций (ныне Костолац в Сербии) — оплот гарнизонов к югу от Дуная, взял Ратиару, перебив ее защитников, потом явился под стенами Белграда, который тогда назывался Сингидуном. Узнав об участи Ратиары, гарнизон предпочел сдаться, пополнить собой ряды войск Аттилы и вместе с ним пойти на запад долины Савы, чтобы завладеть Второй Паннонией, бывшей под протекторатом Восточной империи. Он подступил к Сирмию (ныне Сремска Митровица). Сирмий был одной из важнейших крепостей в империи, и его внушительный гарнизон был настроен обороняться. Однако отрядами гуннов командовал паннониец Орест, соплеменник осажденных.

Заговорил голос крови: начались переговоры. Пришли к выводу о том, что сражение будет братоубийственным. Сирмий открыл ворота.

Аттила предоставил гарнизону военные почести и предложил такой выбор: уйти в Первую Паннонию, то есть в Западную империю, или пополнить собой гуннскую армию Второй Паннонии… Большинство высказалось за второй путь. Теперь месть Аттилы была полной.

Сирмий повелевал Иллирией, Далмацией, Мёзией, Македонией и Фракией. Между Константинополем и Бичом Божьим больше не лежало никаких препятствий.

Аттила задержался в Сирмии, чтобы насладиться победой. Вызвал туда своих «мушкетеров» — Онегесия, Ореста и Эдекона — и устроил самый грандиозный пир на памяти гуннов в каменном доме римского градоначальника, которого выгнали оттуда накануне.