Тени тевтонов - Алексей Иванов Страница 17

Хельга сидела за столом, накрытом скатертью; на столе стояли две рюмки и початая бутылка пилькаллера, а грязные тарелки, вилки и чашки отмокали в тазу. Вид у Хельги был опустошённый. Клиховский опустился на стул.

– Помните меня? – спросил он.

Хельга кивнула. Клиховский разглядывал её. Судя по неровным прядям, она сама обкорнала себе волосы, чтобы в комбинезоне походить на мальчика – боялась насилия русских солдат. И сейчас боится всего. Клиховскому стало жаль эту юную немочку, но жалость не влияла на его решения. В Мариенбурге он видел парады Юнгфолька и Юнгмедельбунда. Из таких чистых девочек и пылких мальчиков слагался народ, который нёс порабощение и гибель.

– Я знаю о вас больше, чем вам кажется, – прямо сказал Клиховский. – Вы должны поговорить со мной, Хельга. Иначе я выдам вас русским.

– Спрашивайте, – тихо ответила Хельга.

– Ваш дядя вывел из города Гуго фон Дитца. Куда они направились?

– К объекту «HAST-1». Я не знаю, где он.

Клиховский сразу догадался, что речь идёт о выходе из катакомб.

– Зачем Дитцу Грегор Людерс?

Хельга взяла со стола рюмку и принялась вытирать углом скатерти:

– Дитц выбрался через «ZIF-2». Это в Шведской цитадели. Он там убил караульных. Русские усилили охрану, и Дитц не мог вернуться через «ZIF-2». Дядя повёл его туда, где русских нет.

– Они упоминали о Лохштедте или музее Хаберлянда?

Хельга впервые посмотрела Клиховскому в глаза – в своём ли тот уме? Рейх уничтожен, Германия захвачена врагами, всем грозит смерть – при чём тут старый замок и городской музей?! Но взгляд Клиховского был трезвым.

– Хельга, скажите: что гауляйтеру нужно от вашего дяди?

Девушка снова опустила голову:

– Я не знаю…

В её голосе звучала тоска, и Клиховский не усомнился в честности ответа.

– Вам известны входы в катакомбы? Хотя бы один вход?

– Это государственная тайна. Дядюшка мне ничего не рассказывал.

– А когда он вернётся?

– Следующей ночью.

Клиховский мрачно задумался. Значит, дама из русской дефензивы утром не сможет допросить и арестовать Людерса. А потом?

– Хельга… Если я сообщу русским, что Грегор Людерс сотрудничает с нацистами, его расстреляют. Но я не выдам его, если он мне поможет. Вы хотите спасти дядю? Тогда объясните ему положение вещей и мои условия.

Клиховскому было плевать, доберутся ли русские до гауляйтера. Плевать на подлость своего шантажа. Он желал использовать шанс и попытаться найти музейные ящики – тем более без ведома русской контрразведки.

Клиховский поднялся из-за стола, глядя на Хельгу сверху вниз.

– Я приду завтра ночью. Убедите дядю ответить на мои вопросы, – сказал он. – И напоминаю, что вы у меня в долгу за ту ночь в феврале.

* * *

Он перевалился через край бетонной трубы и упал в снег. Над ним в свете звёзд слабо поблёскивали заиндевелые ветви осин. Вентиляционный колодец находился в худосочном лиственном лесочке и был окружён колючей проволокой. Клиховский прополз под ограждением и поднялся на ноги.

Он плохо представлял географию полуострова, однако понял, что тоннель вывел его за город. Это ещё одно чудо – в придачу к тому, что он уцелел при взрыве и вырвался из лагеря. А теперь надо избавиться от полосатой одежды узника и влиться в поток беженцев. Клиховский слышал его шум за деревьями.

Беженцы брели по имперскому шоссе № 131. До Пиллау им оставалось, наверное, километра полтора. Измученные люди волокли тележки и санки со скарбом. Битюги тянули большие повозки, в которых поверх грузов сидели закутанные дети беженцев. Регулировщик в каске, мотоплаще и с железным горжетом полевой жандармерии следил, чтобы движение не прерывалось.

Какой-то мужчина подкатил свою тачку поближе к жандарму, чтобы тот присмотрел за имуществом, и побежал в лес. Укрывшись за кустом ольхи, он бережно повесил на сучок пальто, кашне и шляпу, приспустил брюки и присел. Клиховский сдёрнул кашне, скрутил его жгутом и сзади накинул беженцу на горло. Казалось, что человек, умирая, бился целый час. Потом Клиховский снял с покойника и пиджак, и брюки, и ботинки. Усталый жандарм не заметил, что из леса вышел совсем не тот, кто вошёл. Клиховский взял тачку беженца.

Он не испытывал ужаса от содеянного. Концлагерь выжег все его чувства. В толпе таких же, как он, обездоленных людей Клиховский шагал по Хорст-Вессель-аллее и видел дома, повреждённые взрывом в форте Штиле: окна без стёкол, отбитая штукатурка, осыпавшаяся черепица крыш. В кармане пальто Клиховский нашарил пакет с документами и теперь читал их на ходу. Что ж, отныне он стал Паулем Бадштубером из Инстербурга. Это знак судьбы, ведь в Инстербурге живая мумия коменданта де ля Кава и свела его с доктором Хаберляндом. Клиховский нашёл улицу Проповедников, дом семь. Хаберлянд открыл на стук. Пожилой и старомодный, он был в ночном колпаке.

– Простите, господин доктор, – сказал Клиховский. – Мы с вами едва знакомы. Но не могли бы вы меня спасти?

Конрад Хаберлянд, бывший бургомистр Пиллау, жил в большой квартире на втором этаже. Он уступил Клиховскому отдельную комнату с окнами во двор. Город затопили волны беженцев, рвущихся к кораблям и парому на косу Фрише-Нерунг. Этот поток пыталась упорядочить эвакуационная комиссия, она заседала в гостинице «Золотой якорь». Беженцам негде было пристроиться в Пиллау. Те, что побогаче, предлагали огромные деньги за ночлег; Хаберлянд вежливо отказывал, но многие горожане принимали постояльцев. Однако всё равно люди коротали ночи в повозках на всех улицах, в подъездах и у костров на окраинах города. Магистрат распорядился открыть для беженцев школы и гимназии, склады и пакгаузы, лавки и парикмахерские, мастерские, подвалы и угольные сараи. Хаберлянд уже отправил свою семью в Дуйсбург; днём он пропадал в ратуше, помогая в делах, а по вечерам пил с Клиховским ячменный кофе. Не понимая того, Хаберлянд сам придумал за Клиховского его историю.

– Это трагедия! – вздыхал он. – Варшава пала! Русские вторглись на нашу священную землю!.. Скажу по секрету, мой друг, гауляйтер приказал вывезти останки Гинденбурга и взорвать мемориал Танненберг! Ставка фюрера под Растенбургом уничтожена! Английское радио сообщило, что торпедирован лайнер «Густлоф», тысячи жертв!.. Идёт битва за Мариенбург, и тевтонский замок обороняется, как пятьсот лет назад!.. Я понимаю, Винцент, почему вы бежали с чужими документами. В нашем гау эвакуация тоже была запрещена под страхом расстрела. Но оставаться в Мариенбурге – самоубийство!

Клиховский только соглашался.

– Как ваш музей? – спросил он словно ненароком.

– Музея больше нет. Шведскую цитадель занял какой-то военный штаб, и все мои экспонаты и документы упакованы для транспортировки.

– А тот меч, который вы считаете Лигуэтом?

– Он тоже упакован. Мне дали десять ящиков из-под снарядов – знаете, такие зелёные, плоские, – и я со всеми предосторожностями уложил в них и Лигуэт, и распятье святого Адальберта, и янтарь орденских времён, и кубок из Хонеды, и оковы Генриха фон Плауэна… Это удивительные вещи!..

Конец ознакомительного фрагмента