Песнь меча - Розмэри Сатклиф Страница 17

Молодые люди подошли ближе и праздно смотрели на них, притворяясь, что им не очень-то интересно и передавая кувшин с элем из рук в руки. Хлопавшие женщины подхватили мелодию и стали петь без слов, но так задорно, что ноги сами пускались в пляс, а кровь ударяла в голову, и юноши забыли об эле.

Бьярни увидел среди девушек симпатичное, глупое лицо Тары, ее светлые волосы были перевиты лентами из разноцветного шелка. Трижды она проходила в танце мимо него. Затем, все еще кружа перед гостями, девушки отпустили руки, делая широкие, свободные шаги, и одна за другой стали выбегать из круга, чтобы ухватить понравившегося юношу и вовлечь его в танец. Тара, раскрасневшаяся и безрассудная, очутилась лицом к лицу с Бьярни и вдруг прижалась к его груди, обхватила руками, смеясь и пытаясь поцеловать влажными губами, и потянула в круг.

Если бы он был трезв, он никогда бы не решился на такое. У него хватило бы разума или, скорее, доброты. Но свадебный эль ударил ему в голову, и он не хотел иметь ничего общего с Тарой, дочерью жреца, которая все время вертится вокруг него. Он разомкнул ее руки и весело толкнул в объятия стоявшего рядом парня, а сам схватил другую девушку и закружился с ней в танце, подняв высоко над землей. Он едва знал ее, но она с радостью последовала за ним, заливаясь смехом, вращаясь в кругу вместе с остальными. Сама ночь кружилась и плыла перед глазами в бледном свете луны в такт музыке, в парах эля и запахе приближающейся грозы.

Кружась в танце, на мгновенье он увидел Тару — она повернула голову, чтобы посмотреть на него, — ее лицо потеряло всякую миловидность, и большие голубые глаза были словно осколки льда. Они обдали его таким взглядом, что он обжег Бьярни, несмотря на весь выпитый эль, и на мгновение чуть не отрезвил. Потом танцующие загородили Тару, и он почти забыл об этом — почти, но не совсем.

Грозовые облака бежали против ветра, предвещая бурю, и густой пеленой нависли над холмами, готовые поглотить луну. Команда «Морской ведьмы», дружинники и товарищи Онунда, стали собираться, зная, что хозяин захочет укрыть жену под своей крышей до начала грозы.

Вдруг Бьярни заметил, что Хунина нигде нет. Он свистнул — пронзительный свист на две ноты обычно заставлял пса возвращаться, где бы он ни был. Но на сей раз на зов никто не ответил. Когда «Морская ведьма» стояла в гавани, Хунин всегда спал у его ног, и какая-то странная тревога — возможно, всего лишь низкие раскаты надвигающейся бури — не позволила ему оставить пса на улице и отправиться к Онунду без него. Бьярни знал, что Хунин завел себе приятелей среди прислуги на кухне, и направился туда, уверенный, что найдет у них своего пса.

Под кухонным навесом он вдруг скорее почувствовал, чем увидел, присутствие двух невидимых фигур, одна из которых прижималась к другой. Этой ночью в поселении будет много таких парочек. Он решил не обращать внимания, тем более что среди общего гама в своих самых легких башмаках для танцев он ступал почти бесшумно, и они его не заметили. И тут мужчина заговорил:

— Так ты для этого привела меня сюда?

И девушка ответила:

— Отец, я не могла говорить об этом в доме Афлега.

Бьярни узнал голоса жреца Асмунда и его дочери. И какое-то непостижимое предчувствие опасности заставило его замереть на месте и прислушаться.

— Но это женские дела, обратись к богине, покровительнице женщин, самой Фригг, — сказал Асмунд. — Она будет благосклонна к тебе, ведь сегодня мы принесли ей жертву.

Тара почти рыдала:

— Нет, ты не понимаешь, мне нужна не благосклонность…

— Да, ты права. Ты жаждешь мести, так ведь, дочь моя?

— А разве я не могу отомстить? Опозорить меня перед всем поселением, — простонала Тара. — Он так жестоко со мной обошелся… видишь синяки на руках?..

Значит, она говорит не о нем. Он не мог оставить ей даже крохотный синяк.

Вновь послышались раскаты грома, на этот раз ближе, и девушка ухватилась за них с неистовой торжественностью:

— Разве ты не слышишь? Тор! Бог грома, разгневанный тем, что мы давно не приносили жертву на его алтарь. Скажи это вождям поселения и жителям, они не посмеют тебе возражать…

Гром подобрался ближе, заглушив ее последние слова, и когда раскаты стихли, тени исчезли.

Несколько мгновений Бьярни оставался неподвижным. Он не понял почти ничего из услышанного, кроме того, что Тара хочет отомстить кому-то, кто грубо с ней обошелся, и просит отца о помощи. Так или иначе, она наверняка добьется своего. Он был рад, что речь шла не о нем.

И он направился дальше, пнув камень с дороги и громко выругавшись, чтобы никто не подумал, что он подслушивает, и снова позвал Хунина.

Почти сразу же у выгребной ямы рядом с кухней послышался топот лап, и огромная морда пса уткнулась ему в руку.

— Пойдем, обжора, — сказал Бьярни, взяв его за ошейник, и они направились к Каминному залу.

Опять послышался гром, блеснула молния; буря двигалась к северу и, видимо, подошла совсем близко к поселению, когда они присоединились к остальным гостям, веселой, шумной толпой собравшимся перед Каминным залом. Онунд вышел к ним, и Эса стояла на просторном крыльце, укутанная в складки толстой шерстяной накидки, а ее мать и вся женская половина суетились вокруг нее.

— Останься, пока не пройдет гроза, — сказали вожди Онунду, но тот ответил:

— Нет, похоже, она разразится только к середине ночи. — И, рассмеявшись, притянул к себе Эсу. — А мне надо успеть отвести жену домой.

Эса молчала.

Они отправились в путь, освещая дорогу факелами, они вели невесту домой, распевая песни и немного покачиваясь от выпитого эля. Но в прибрежной и холмистой местности нелегко угадать, быстро ли движется гроза, а Онунд, хотя и бодро держался на своей деревянной ноге, был уже не так проворен, как в дни молодости, когда обе ноги были целы. Он всегда об этом забывал.

Им пришлось поторопиться, и не успели они добраться до края его усадьбы, как разразилась буря с оглушительными раскатами грома, который эхом отдавался в холмах — и бесконечные удары молнии озарили небо. Затем, в порывах ветра, который налетел на них, словно несущаяся во всю прыть лошадь, полил дождь.

Он со свистом ударил им в лицо, потушив факелы. Онунд накинул свой плащ на Эсу, и Бьярни услышал ее смех, резкий и пронзительный, как крик кулика, когда Онунд притянул ее к себе. Впереди, сквозь стену дождя, поблескивали костры поселения, они росли на глазах по мере приближения.

Наконец все ворвались в дом, смеясь и ругаясь, тяжело дыша и насквозь мокрые. Внутри было тепло и светло. Слуги зажгли факелы на стенах, а в очаге посреди зала высоко взвивалось пламя. Принесли последнюю свадебную чашу, и Онунд и Эса выпили из нее вместе, голова к голове, с двух сторон позолоченного кубка, а затем исчезли за тяжелой разноцветной завесой, отделявшей спальню новобрачных, под веселые крики команды «Морской ведьмы» и пожелания родить много сыновей.