Венеция. Прекрасный город - Питер Акройд Страница 17

Государство нуждалось в критериях послушания своих граждан. Город мог выжить при буйных или враждебно настроенных гражданах – каким-то образом он процветал при них, – но в начале существования венецианское государство нуждалось в критериях внутреннего контроля. Ни один город не преуспел более, чем Венеция, в управлении собственными гражданами. Дож и различные советы в буквальном смысле практиковались в искусстве власти. Любые оскорбительные слова или то, что мы могли бы сейчас назвать «преступные речи», преследовались как преступление contra honorem huius civitatis (против чести этого государства) – и карались тюремным заключением. Иностранцев, которые пренебрежительно отзывались о Светлейшей, изгоняли. В секретной переписке венецианского дипломата, опубликованной Альфредом де Мюссе в середине XIX века, обнаружена запись: «Выплатить синьору А. сумму в пятьдесят скудо за убийство синьора С., который нелестно отзывался о республике Венеции».

Такому государству должны были служить венецианцы. Оно уверяло, что завещано своим гражданам их прилежными предками, что они должны ценить его выше собственных жизней. Обязанность сохранять его была честью. Ключ к Венеции именно в этом – сохранение. Город с самого начала был чудом сохранения и ощущал необходимость снова и снова обращаться к этой идее. Он находился в угрожаемом положении, в постоянной боевой готовности, как провозглашают эдикты, он нуждался в объединенном и послушном корпусе граждан, готовых поддержать его. В этом причина относительного спокойствия Венеции на протяжении веков, с основания города. Сила исходит от города, сознающего необходимость коллективного выживания.

Но это государство возникает из осознания и прославления власти. Венеция стала мощной, потому что ее непосредственные соседи были слабы; по соседству на материке не было города, способного бросить вызов ее власти. Но, в конце концов, она стала государством-городом, зависящим от своего господства над другими городами. Это всегда было вопросом не природной территории, очерченной реками и горами, но конфедерации отдельных городских объектов. Венеция создала империю городов в Северной Италии, то выигрывая, то проигрывая, то подвергаясь изменениям.

Перед нами предстает образ в высшей степени властного, очень хорошо организованного и исключительно эффективного предприятия. Возможно, это не соответствует современной картине прекрасного и спокойного, если не сказать сонного, города, но это необходимая предпосылка его современного вида. Венеция существует сейчас и всегда будет существовать, потому что когда-то она была такой.

Так Синьория стала объектом мирской религии, ее почитали и поминали буквально в сотнях общинных ритуалов в течение всего года. Большая бюрократия была создана именно для того, чтобы организовывать и проводить эти праздники. Даже во время осады в 1848 году, окруженная австрийскими войсками, Венеция едва ли месяц или даже неделю проводила без праздника или карнавала. Это в крови ее граждан.

Венецианцы органически склонны к зрелищам. Сам город был словно предназначен для тщательно продуманных церемоний, на площади Святого Марка, арене действий, обменивались приветствиями и дарили друг другу подарки. Не допускающий отклонений обычай и соблюдение принятых формальностей гарантировали порядок церемоний. Различные группы несли разного цвета свечи. Плавно двигавшиеся флаги имели собственный код: белый, когда в Венеции царил мир; зеленый, когда наступало перемирие; красный, когда объявляли открытые военные действия.

Процессия дожа читалась, в частности, как венецианская государственная структура в движении. Это было живое воплощение священного и мирского правления. В других городах и других государствах, судя по словам миланского наблюдателя в 1494 году, «в момент, когда проходил князь, все кругом шли беспорядочно, как попало». Но в Венеции «все шли в лучшем, какой только можно себе представить, порядке». Существовали гравюры и живописные изображения всей церемонии, где роль каждого участника ясно определена его позой или костюмом.

В XVI веке Маттео Паган выполнил замечательную серию из восьми гравюр на дереве, детально изобразив участников процессии. Здесь были восемь знаменосцев, за ними следовали несколько судебных чиновников, шесть музыкантов, извлекающих звуки из серебряных труб; здесь были послы иностранных государств, за которыми шли представители дожа. Затем опять музыканты, а вслед за ними – чиновники ниже рангом, наподобие клерков и нотариусов. Процессия делилась на три большие группы, в которых религиозные деятели и государственные власти располагались взвешенно и сбалансированно. Это была процессия не частных людей, а должностных лиц. В середине шел дож, центр был средоточием власти. Расходясь от центра, в процессии в должном порядке двигались представители разных классов и церковной власти. Граждане шли перед дожем по восходящей шкале рангов, аристократы за ним, по нисходящей шкале рангов. Некоторые отмечали, что аристократы явно выглядели благожелательными, много улыбались. Царила атмосфера спокойствия и безмятежности.

Великолепными процессиями отмечались и некоторые события венецианской истории. Эти процессии не всегда носили духоподъемный характер. На празднике Эпифании, 6 января, несколько гребцов, одетых, как старухи, с привязанными к носу морковками, волоча за собой старые чулки, устраивали гонки гондол к мосту Риальто. В Жирный четверг в феврале гильдия слесарей ритуально забивала на площади Святого Марка быка и нескольких свиней. В дальнейшей части церемонии дож и часть сенаторов атаковали с помощью посохов и опрокидывали несколько сколоченных на скорую руку деревянных замков. Церемония воспроизводила победу Венеции над Аквилеей, городом, выходцы из которого основали Венецию. Что это, политика, преобразившаяся в игру, или игра как форма политики?

Были и другие празднества, во время которых дож посещал различные кварталы. Когда он приходил в приход Санта-Мария Формоза, ему вручали шляпу из позолоченной соломки, бутыль вина и несколько хлебов. В завершение церемонии к церкви приносили двенадцать деревянных женских статуй и забрасывали их репой. Говорят, что этот ритуал восходит к случаю, когда двенадцать венецианских девушек были похищены пиратами, а затем спасены молодыми людьми этого прихода. Все это совершенно неправдоподобно. Скорее всего здесь отражен древний период венецианской жизни, когда молодые женщины из богатых семей выходили замуж в один день, и это было частью ритуала плодородия. Что ж, фольклор и празднества иногда принимают неожиданные формы. В Венеции существует обычай называть холодную или надменную женщину «деревянная Мария». Слово «марионетка», возможно, имеет тот же источник.

В Венеции было так много праздников, что иногда на один день их приходилось несколько. Это стало сущностью города. Церкви занимали центральные точки, где происходило взаимопроникновение театра и благочестия. Публичные пространства становились церемониальными осями, частью огромной геометрии священного города. Это было общество зрелищ. Земля и вода соединялись во множестве празднеств. Зрительно и эмоционально различные sestieri (районы) тоже сливались в одно целое в актах благоговения или празднования, процессии демонстрировали коллективные надежды города, так же как увековечивали в памяти коллективный опыт города. Ритуал обещал целостность и гармонию. Ритуал присутствовал и в формировании понятия времени в городе, где следовали скорее церемониальным законам, чем ежедневному круговороту часов и минут. Ритуал помогал кодифицировать и идентифицировать прошлое. Возможно, существовали и менее возвышенные аспекты этого представления.