Новиков-Прибой - Людмила Анисарова Страница 17

2-я Тихоокеанская эскадра покинула последний русский порт на Балтике, Либаву, 2 октября 1904 года.

Основную силу эскадры составляли два броненосных отряда. В первый (командир контр-адмирал З. П. Рожественский) вошли четыре новейших однотипных броненосца «Князь Суворов» (флагман), «Император Александр III», «Бородино» и «Орёл». Второй отряд (контр-адмирал Д. Г. Фелькерзам) составили недавно построенный, но довольно слабый, а главное, недостаточно защищённый по сравнению с другими русскими эскадренными броненосцами броненосец «Ослябя» (флагман) и два устаревших корабля — «Сисой Великий» и «Наварин», а также старый броненосный крейсер «Адмирал Нахимов».

Крейсерские силы эскадры (контр-адмирал О. А. Энквист) включали старый броненосный крейсер «Дмитрий Донской», бронепалубные крейсеры 1-го ранга «Олег», «Аврора» и «Светлана» и 2-го ранга «Жемчуг» и «Изумруд», небронированный крейсер-яхту «Алмаз» и вспомогательный крейсер «Урал»; позже к ним присоединились ещё несколько вспомогательных крейсеров.

В первоначальный состав эскадры входили также миноносцы «Буйный», «Бедовый», «Бравый», «Быстрый», «Блестящий», «Безупречный», «Бодрый», «Грозный», «Громкий», «Прозорливый», «Пронзительный» и «Резвый», плавучая мастерская «Камчатка», буксирный пароход «Русь» (бывший «Роланд»), несколько транспортов и госпитальное судно «Орёл».

По Балтике эскадру сопровождал ледокол «Ермак».

Из-за неготовности часть кораблей эскадры осталась на Балтике и образовала «отряд догоняющих судов» под командованием командира крейсера «Олег» капитана 1-го ранга Л. Ф. Добротворского.

К моменту выхода эскадры было уже очевидно, что дни 1-й Тихоокеанской эскадры сочтены: с 18 сентября японцы начали обстрел Порт-Артура и его гавани из 280-миллиметровых осадных орудий. Столь же очевидно было, что её сил для самостоятельного разгрома японского флота, насчитывавшего четыре достаточно современных для того времени броненосца и восемь броненосных крейсеров, не считая большого числа менее мощных кораблей, недостаточно.

С каким настроением отправлялись на Дальний Восток моряки 2-й эскадры? Если и были среди них такие патриоты, как Вторник, то их было совсем немного. Может, кто-то из молодых офицеров, мечтающих о дальних походах и красивой смерти «за царя и отечество»? Конечно, были и такие романтики. Но истинное состояние морального духа офицерского состава передают воспоминания одного из судовых священников: «Я был убеждён, что мы в силе не уступаем японцам. У нас нет только беззаветного желания отдать себя в жертву отечеству. Все мы идём не с пламенным желанием во что бы то ни стало победить, а потому что не идти нельзя, что нас „посылают“…»

Собственно, речь идёт о мотивации. Не было необходимости стоять «за царя и отечество», не было необходимости защищать родную землю, как, например, в 1812 году, когда поднялся весь народ от мала до велика. Тогда на войну не «посылали» — русские рвались драться с французами. Примеров тому множество, и все, кто читал «Войну и мир», их прекрасно помнят.

Как напишет А. С. Новиков-Прибой в «Цусиме», у подавляющего большинства рядового состава 2-й Тихоокеанской эскадры не было никакого желания воевать: «Хоть было бы за что воевать, а то за дрова. В разговорах, вопреки официальным сообщениям, всё чаще и чаще указывали как на причину войны борьбу за лесные концессии в Корее на реке Ялу, где были замешаны адмирал Абаза, Безобразов и высочайшие особы. Слух об этом давно уже начал проникать и на корабли. Даже среди отсталых матросов заколебался престиж власти, а война всё больше теряла свою популярность».

«Многие матросы, — пишет автор „Цусимы“, — были призваны из запаса. Эти пожилые люди, явно отвыкнув от военно-морской службы, жили воспоминаниями о родине, болели разлукой с домом, с детьми, с женой. Война свалилась на них неожиданно, как страшное бедствие, и они, готовясь в небывалый поход, выполняли работу с мрачным видом удавленников. В число команды входило немало новобранцев. Забитые и жалкие, они на всё смотрели с застывшей жутью в глазах. Их пугало море, на которое они попали впервые, а ещё больше — неизвестное будущее».

7 октября 2-я эскадра подошла к мысу Скаген и стала на якорь для погрузки угля. Сопровождавший эскадру ледокол «Ермак» был отпущен обратно в Либаву, с ним из-за неисправностей ушёл и миноносец «Прозорливый» (после ремонта он также был включён в «догоняющий отряд»). После Скагена эскадра для прохода зоны балтийских проливов разделилась, однако ночью отряды перемешались.

В ночь на 9 октября произошло событие, которое впоследствии станут называть «гулльским инцидентом».

«В общих чертах, — пишет современный писатель-маринист В. Шигин, — события развивались так. Личный состав эскадры был постоянно ориентирован потоком информации на происки японцев. В ночь на 9 октября 1904 года в условиях плохой видимости и дождя в районе Доггербанки в Северном море, где всегда полно рыбачьих судов, промышляющих треску, подверглась минной атаке плавмастерская „Камчатка“. Затем атакующих миноносцев заметили ещё с нескольких российских кораблей и открыли огонь. При стрельбе потопили несколько рыбачьих судов, среди которых прятались таинственные миноносцы, и поразили свою „Аврору“. Англичане подняли вокруг случившегося страшный шум, грозя международным скандалом.

Эта господствующая до сих пор версия „гулльского инцидента“ нашла широкое распространение и толкование в трудах большинства известных западноевропейских, американских и отечественных историков. Однако ряд специалистов придерживается другой версии, считая, что инцидент в Северном море мог быть специально спровоцирован Англией, которая у Доггербанки под прикрытием рыбачьей флотилии попыталась произвести несколькими своими миноносцами, проданными Японии, провокационный налёт на проходившую русскую эскадру. Цель этой провокации могла быть одна: задержать русскую эскадру в испанском порту Виго, а затем вернуть её обратно в Кронштадт».

Баталеру Новикову происшедшее увиделось и запомнилось следующим образом:

«В начале девятого часа плавучая мастерская „Камчатка“ сообщила, что её атаковали японцы. Она входила в отряд контр-адмирала Энквиста и должна была находиться впереди нас по крайней мере миль на пятьдесят. Но у неё произошло какое-то повреждение в одной из двух машин, поэтому она отстала от своего эшелона и шла в одиночестве позади наших броненосцев.

Как после узнали, между „Камчаткой“ и „Суворовым“ произошёл по телеграфу такой диалог:

— Преследуют миноносцы, — сообщила „Камчатка“.

— За вами погоня. Сколько миноносцев и от какого румба? — спросил „Суворов“.

— Атака со всех сторон.

— Сколько миноносцев? Сообщите подробнее.

— Миноносцев около восьми.

— Близко ли к вам?

— Были ближе кабельтова и более.

Боязнь перед возможностью нападения на нас японцев всё возрастала и так затуманила разум, что все потеряли способность здраво мыслить.

Около полуночи наш отряд проходил Доггер-Банку — отмель в Немецком море, знаменитую обилием рыбы. На этой отмели всегда можно видеть рыболовные суда. Впереди нашего отряда взвились трёхцветные ракеты. „Суворов“, приняв их за неприятельские сигналы, открыл боевое освещение, а вслед за этим с него грянули первые выстрелы. Его примеру последовали и другие броненосцы. Так началось наше „боевое крещение“.