Двор и царствование Павла I. Портреты, воспоминания - Федор Головкин Страница 17

Александр Гаврилович Головкин (1689–1760), второй сын канцлера Петра I, был родоначальником, так называемой, заграничной ветви Головкиных. Звон колоколов святой Москвы убаюкивал его детство, и никто из тех, кто видел, как маленький Саша играл со своими товарищами, в тени фантастических глав Кремля, не мог подумать, даже если бы его стали в том уверять, что это московское дитя со временем сделается отцом и дедом многочисленного потомства в Голландии, Пруссии и Швейцарии, но только не в России, и что его потомки к тому же будут тесно связаны с реформатскою церковью.

Александр уже в ранней молодости был послан в Берлин, где он поступил в академию, основанную королем Фридрихом I [77]. Будучи еще почти ребенком, он попал в число лиц, которых Петр I отличил своею особою милостью, и был в 1711 г., не более двадцати двух лет от роду, назначен чрезвычайным посланником при берлинском Дворе, где он пробыл до 1727 г. В 1715 г. он женился на графине Екатерине Дона, заключив этот блестящий союз благодаря могучей протекции царя. «Во время осады Штральзунда, — рассказывает граф Федор, — Петр I просил прусского короля отыскать богатую и знатную невесту для его посланника. Фридрих I, стараясь во всем угодить императору, выбрал графиню Екатерину Дона, наследницу бургграфов Дона [78], состоявшую через свою мать в родстве со всеми династиями Севера, а через свою бабку, Эсперансу Пюй де Монбрэн, со всеми знатными родами Франции.

Заслуги графа Александра перед Россией — многочисленны и нашли себе должную оценку. На его долю, главным образом, выпала задача вести переписку с немецкими учеными, которые приглашались в Петербург для пополнения ими рядом вновь созданной Академии наук [79].

Как ловкий дипломат [80], он играл решающую роль на конгрессах в Суассоне и в Брауншвейге. Проворный и подвижной, он заключил много договоров с иностранными государствами, которые потом были скреплены его отцом, канцлером Головкиным. Здесь не место входить в подробности его дипломатической деятельности, но следует все же упомянуть о некоторых обстоятельствах жизни Александра Головкина.

Те из наших читателей, которые знакомы с многочисленными историческими мемуарами восемнадцатого столетия, наверное перелистывали хорошо известные сочинения Фридерики Софии Вильгельмины, маркграфини Байрейтской. Они вспомнят о впечатлении, которое произвело на молодую принцессу посещение Берлина Петром I и его супругой. «Ему показали, — пишет она, — все, что было замечательного в Берлине и, между прочим, кабинет медалей и древних статуй. В числе последних, как мне передавали, была одна языческая богиня в крайне неприличной позе: во времена древних римлян такими изображениями украшали комнаты новобрачных. Эта статуя считалась большою редкостью и, в своем роде, одной из самых красивых на свете. Царь очень восхищался ею и приказал царице ее поцеловать. Когда же она стала отнекиваться, он рассердился и сказал ей на ломаном немецком языке: «Kop ab» [81], что означало: я велю отрубить вам голову, если вы мне не повинуетесь. Царица испугалась и сделала, то чего он требовал. Петр без обиняков выпросил себе эту статую и еще несколько других вещей у короля Фридриха, который не решался отказать ему в его просьбе. То же он сделал относительно одного кабинета, разукрашенного панелями из янтаря, который, к общему огорчению, тоже пришлось отправить в Петербург». Пересылка этого драгоценного подарка из Берлина в Мемель выпала на долю графа Александра Головкина.

Этот анекдотический эпизод, описанный остроумной маркграфиней заслужил бы, конечно, участь многих других анекдотов — быть преданным забвению, если бы с ним не были связаны другие, более важные события. Кто дарит, — тот может рассчитывать и на ответный подарок. Кабинет из янтаря был щедро оплачен Петром I, который послал для гвардии прусского короля тридцать пять великанов, лодку, кубок, выточенный им самим, и токарный станок, который поныне можно видеть в Берлине в Гогенцоллернском музее. Правда, что начала союза между Пруссией и Россией не лишены некоторого комизма и что эти подарки людьми, взамен неодушевленных предметов, отнюдь не способствовали укреплению дружбы между обеими великими державами [82].

Не подлежит сомнению, что эти посылки русских великанов сопровождались продолжительной и сложной перепиской со стороны графа Александра. К сожалению, русские историки до сих пор еще не нашли документов, относящихся к этому вопросу.

Головкин оставался на своем берлинском посту до 1727 г., когда он был переведен в Париж [83]. В 1731 г. мы встречаемся с ним в Гааге. В это время, когда сношения между Францией и Россией были еще мало развиты, место посланника при Нидерландских Генеральных Штатах вовсе не считалось менее важным, чем посольство в Париже.

В то время, как и теперь, Гаага была прелестным местопребыванием, оживленным присутствием иностранных дипломатов. Барон Карл Людвиг фон Пэлльнитц [84], этот остроумный рассказчик, говорит о ней с умилением. Он не забывает графа Головкина и, перебирая представителей иностранной колонии в Гааге, пишет: «Граф Головкин, полномочный посланник России, занимает это место, пользуясь общей симпатией всех тех, кто его знает. Он настолько же учтив и благороден, насколько климат, в котором он родился, суров. Его ум и мягкость его характера всеми уважаются. Во время своего пребывания в Берлине, он женился на дочери покойного графа Феррасьер де-Дона, который, к несчастью, был убит под Денэном, состоя в чине генерал-лейтенанта на службе Генеральных Штатов. Она — высоконравственная дама, окруженная самым очаровательным семейством, какое можно себе представить».