Двенадцать минут любви - Капка Кассабова Страница 17

Урок — практика — милонга. Милонга — практика — урок. Как при любой зависимости, трудно сказать, была ли моя потребность в танце психологической или физической. У меня был Сильвестр, и люди в кафе Limon, и вечная музыка Пульезе, Ди Сарли и Пьяццоллы, и все же за пределами танцевального распорядка все было туманно. Для надежности прошлое я закрыла на замок. Будущее было неведомо. Жизнь представлялась набором фрагментов. Единственное, что мне нравилось в моем настоящем, было танго. Все, что мне нравилось в себе, тоже связано с танго. Меня переполняли разного рода желания, но я не знала, куда их направить, кроме как в танго.

Кто-то сказал, что люди могут жить только в местах, где обитают призраки. В Окленде их, в отличие от танго, не хватало. И поэтому мы сделали мир танца своим миром, по максимуму заселив духами.

Однажды вечером шаркающей походкой в кафе входит лысый тип с погасшей сигаретой.

— Это же Клайв Джеймс, — ахнул кто-то.

Именно.

— Танго в Окленде, — растягивает он слова. — Вот уж правда, счастливая ночка мне выпала.

Он посмеивается над нами, но такой уж у него стиль. Он и над собой умеет пошутить — вспомните, к примеру, тот эпизод из «Открытки из Буэнос-Айреса», где Густаво Навейра показывает знаменитому австралийцу несколько основных танцевальных шагов, а тот все путает.

И, представьте, популярный писатель, поэт, ведущий и т. д. приглашает на танец меня! Звучит драматическая музыка Пульезе. Ведет мистер Джеймс хорошо, чувствует музыку, но…

— Что-то подсказывает мне: вы выпили, — заявляю я после первой мелодии. Грубо, да. Но любой тангеро знает: танцевать пьяным равносильно вождению автомобиля в аналогичном состоянии.

— А мне что-то подсказывает, юная леди, что у вас нос, как резак для бумаги. И язык ему под стать, — парирует он.

Так началось наше поразительное общение. Мы будем курить сигары, есть, читать, писать, подшучивать над собой и людьми и иногда танцевать. Дружбе с Клайвом, как выяснится, суждено пережить много других прекрасных явлений моей жизни.

А вот другая ночь. В Limon входит незнакомый молодой мужчина со скромной улыбкой и неясными чертами лица. Такими же размытыми, как кельтская татуировка на его руке. Мы танцуем под музыку песни Гарделя «День, когда ты меня полюбишь».

Незнакомца зовут Джейсон, и он идеально вписывается в атмосферу заведения, ибо, как и все мы, он, похоже, в поиске. Мы болтаем, вдруг — щелчок, и меня пронзает ослепляющая боль, сродни сердечному приступу. Любовь с того самого, первого взгляда. И, разумеется, я воображаю, что это меня он так долго искал.

К моменту встречи с Джейсоном я занимаюсь танцами примерно год и прекрасно знаю: то, что происходит с ногами, в танго не главное. На самом деле я начала даже смутно догадываться, что танго вообще не связано с чем-то осязаемым. Бандонеон, туфли, истоптанный пол, тела тех, с кем мы танцуем, наши собственные тела — все это на поверхности.

Кстати о телах: выйдя первый раз с Джейсоном на танцпол, я не испытывала ничего похожего на тангазм. Мы даже не особо подходили друг другу. Юноша был слишком высок, привык к открытому объятию, но, главное, он не отдавался музыке полностью, вел «вполсердца», будто не был уверен, нужно ли ему это все. Складывалось ощущение, что он может передумать в любой момент и бросить танцевать. Или бросить меня, что значило бы одно и то же.

И все же кое-что в Джейсоне поразило, точнее так: если бы кто-нибудь спросил, чего я искала в танго и в жизни в целом, я бы ответила «это». Найти кого-то, с кем можно прочувствовать «это».

Поделиться своим тангизмом — особым духом, внутренней тоской, ностальгией и желанием. И это не то же самое, что «эстампа». Эстампа — это и поза, и осанка, и музыкальность, и манера двигаться. Иначе подобное я могла бы пережить с Сильвестром и другими великолепными танцорами (например, Карлосом Риваролой). Нет, тангизм касается не тела, а души.

Джейсону тангизма было не занимать. Он всегда улыбался, но оставался печальным. Находясь в одном месте, мечтал оказаться где-то еще. Будучи по профессии аналитиком данных, он цитировал Борхеса, Неруду, Томаса Элиота и слова из танго-песен. В его спальне на стене висел портрет Пульезе в очках. В моей — фотография Пьяццоллы с бандонеоном. Мы оба были изгоями из собственных жизней.

С самого начала знакомства у нас обнаружились общие «симптомы».

КАПКА: Почему ты уехал из Лондона?

ДЖЕЙСОН: Я крутился там как белка в колесе, и только танго приносило мне наслаждение. Стал подумывать о старой доброй Новой Зеландии, тем более что скучал по серфингу.

КАПКА: Ну, жить здесь хорошо.

ДЖЕЙСОН: Сейчас я уже не уверен. Лондонское танго великолепно. Милонга Zero Hour в клубе Dome, с настоящими аргентинскими преподавателями, такими как Гавито… а тут: земля бесстрастных людей…

КАПКА: Ты можешь жить собственными страстями. И потом у тебя в Окленде старые друзья…

ДЖЕЙСОН: Да, только их поглотили закладные и кредиты. Я слушаю звуки танго, а они — жужжание холодильника. У меня с ними не осталось практически ничего общего.

КАПКА: Заведи новых друзей. Здесь танго увлекаются очень хорошие люди.

ДЖЕЙСОН: Нельзя привыкать жить тут. Нужно смотреть в направлении Европы. Ты ведь человек мира, а можешь зачахнуть и умереть в пригородном мещанстве.

КАПКА: Знаю и ужасно тоскую по Европе. А ты скучаешь по Буэнос-Айресу?

ДЖЕЙСОН: Я провел там два лучших года своей жизни.

КАПКА: Станцуем? Это Гардель!

ДЖЕЙСОН (иронично напевая): День, когда ты меня полюбишь…

Если любым танго-отношениям соответствует свой саундтрек, тогда нашим был Vuelvo al sur («Я возвращаюсь на юг») в исполнении Gotan Project. Джейсон узнал об этих музыкантах еще в Лондоне, услышав альбом La Revancha del Tango («Реванш танго»), с которого началась новая волна мирового помешательства на танго. Это зажигательные электронные композиции, основанные на классических мелодиях, с реальными голосами Эвиты и Че Гевары; и стихи, забавно искажающие политиков и поэзию, благо мой испанский достаточно прогрессировал, чтобы понимать смысл. Песня Vuelvo al Sur особенно меня поразила: «Я возвращаюсь на юг, как возвращаются к любви/Со страхом и желанием», и мы слушали ее снова и снова.

Vuelvo al Sur — в психоделическом свете тихоокеанского лета.

Vuelvo al Sur — во время прогулки по черному песку на западном берегу, там, где снимали фильм «Пианино».

Vuelvo al Sur — когда Джейсон решил отрабатывать хиро прямо в океанских волнах во время отлива.

Юг мог бы освободить нас от ужасного бремени желания. Одна беда: мы уже находимся на такой точке карты, что чуть южнее — и можно потерять почву под ногами и свалиться с глобуса.