Онассис. Проклятие богини - Сергей Марков Страница 17

Онассис не пропускал ни одного оперного спектакля в «Колоне» (кроме театра жесточайше экономя на всём, порой лишь через день позволяя себе обедать) с участием знаменитой итальянской примадонны Клаудии Муцио, обладавшей лучшим лирико-драматическим сопрано своего времени и в судьбе нашего героя ставшей предтечей Марии Каллас.

О предстоящих гастролях великой Анны Павловой много писали в прессе. Известный танцовщик всемирно знаменитой дягилевской труппы Сергей Лифарь рассказывал газетчикам: «В Париже одним из самых сильных и значительных моих впечатлений был спектакль Анны Павловой. Когда появилась на сцене Анна Павлова, мне показалось, что я ещё никогда в жизни не видел ничего подобного той не человеческой, а божественной красоте и легкости, совершенно невесомой воздушности и грации, „порхливости“, какие явила Анна Павлова. С первой минуты я был потрясён и покорён простотой, лёгкостью её пластики: никаких фуэте, никаких виртуозных фокусов — только красота и только воздушное скольжение — такое лёгкое, как будто ей не нужно было делать никаких усилий, как будто она была божественно, моцартовски одарена и ничего не прибавляла к этому самому лёгкому и самому прекрасному дару. Я увидел в Анне Павловой не танцовщицу, а её гения…»

Аристотель Онассис был в толпе встречающих в порту знаменитую балетную труппу Анны Павловой и изловчился первым на аргентинской земле преподнести примадонне букет роз.

По одной из версий (не исключено, запущенных позже самим Онассисом), роман великой балерины и никому не известного Аристотеля имел место. Но достоверными сведениями о любовной связи Анны Павловой и Онассиса мы не располагаем. Как не ведаем и того (биографы не дают однозначного ответа), любила ли гениальная исполнительница «Раймонды», «Баядерки», «Жизели», «Клеопатры», «Умирающего лебедя», чей силуэт на афише, созданной художником Серовым, навечно стал эмблемой «Русских сезонов», кого-либо кроме своего лебедя по кличке Джек, который жил у неё на озере в поместье «Айви-хаус» в Англии и с которым знаменитый фотограф Лафайетт многажды запечатлевал балерину. Сама она на встрече в Буэнос-Айресе, на которой присутствовал и Аристотель Онассис, так ответила на вопросы журналистов по поводу её личной жизни (обратим внимание на этот ответ, его почти дословно повторит четыре десятилетия спустя Мария Каллас):

«Истинная артистка, подобно монахине, не вправе вести жизнь, желанную для большинства женщин. Она не может обременять себя заботами о семье и о хозяйстве и не должна требовать от жизни тихого семейного счастья, которое даётся большинству.

Я вижу, что жизнь моя представляет собой единое целое. Преследовать безостановочно одну и ту же цель — в этом тайна успеха. А что такое успех? Мне кажется, он не в аплодисментах толпы, а скорее в том удовлетворении, которое получаешь от приближения к совершенству. Когда-то я думала, что успех — это счастье. Я ошибалась. Счастье — мотылёк, который чарует на миг и улетает».

Онассис, по воспоминаниям друзей той поры, был страстным поклонником Анны Павловой и засыпал её «миллионом алых роз».

— Не берусь утверждать, что они были близки, — говорила Долорес Б. К. — Но вот с молоденькой солисткой труппы Анны Павловой, её фавориткой Машенькой у Ари определённо роман был, да ещё какой! И я знаю, с чего он начался — с обмена валюты. Тогда была очередная путаница с деньгами, не помню, сколько аргентинских песо давали за доллар, но песо беспрерывно падал, американский доллар укреплялся. Аристотель и на этом неплохо зарабатывал, по свидетельству очевидцев. Точно не знаю, каким образом ему удавалось выведать прогнозы. Кажется, одним из клиентов салона графини у кладбища Реколета был высокопоставленный сотрудник Центрального банка или что-то в этом роде. Впрочем, не исключаю и того, что он подслушивал чьи-то телефонные переговоры, в чём весьма преуспел. Люди Аристо, в основном иммигранты из Европы без определённых занятий и прав, ошивались возле пунктов обмена и предлагали свои услуги, меняли с рук или давали советы, куда обратиться, так как курсы обмена были всюду разные. В Боке, например, более выгодный, но могли обмануть, на Авениде — менее выгодный, но и меньше риска… В общем, при активности и предприимчивости, а уж этого Ари было не занимать, на обменах можно было заработать. Естественно, имел место и чистой воды криминал: например, когда вместо пачки песо клиент получал пачку аккуратно нарезанных бумажек, в которой сверху и снизу располагались настоящие, не вызывающие сомнений купюры.

— «Куклы», как у нас это называется.

— По-моему, в Байресе также, если мне не изменяет память. Ничто не ново под луной. Балерины труппы Анны Павловой, вернувшись в Буэнос-Айрес с гастролей по всей Южной Америке, скинулись и, чтобы оплатить расходы на бенефис, купить подарок ко дню рождения Павловой, послали поменять деньги молодую солистку Марию Протопопову (её прадед был в Иркутске протоиереем, то есть протопопом, дети стали Протопоповыми, так и пошло). Банки вокруг театра «Колон» были уже закрыты. До начала спектакля оставалось немного времени, и Мария совершила обмен возле касс театра, где отирались маклеры и менялы. Вернувшись в грим-уборную, она обнаружила, что ей всучили эту самую «куклу». Сумма была существенная, около полутора тысяч долларов. С Марией истерика — бенефис и день рождения Анны Павловой срывались! И тут откуда ни возьмись появляется за кулисами небольшого роста улыбающийся молодой человек в прекрасно сшитом костюме, с выглядывающим из верхнего кармашка пиджака носовым платком под цвет галстука с золотой булавкой, со сверкающими запонками, в моднейших штиблетах. Выслушав сбивчивый рассказ зарёванной Марии, он берёт «куклу», кладёт в карман пиджака и удаляется… Неизвестно, работали ли это его люди у касс «Колона» (вообще-то театральными билетами Онассис тоже промышлял, особенно успешно — во время модных гастролей) или он заплатил свои деньги (что маловероятно), но факт тот, что после бенефиса Анны Павловой восемнадцатилетняя солистка труппы Мария оказалась в объятиях Аристотеля.

— У них был настоящий роман! — продолжала Долорес Б. К. — От ходока Аристо, к тому же экономившего на всём, никто такого не ожидал — он делал ей достойные русской балерины подарки! По-моему, эта Машенька, а она действительно была хороша, стала первой настоящей любовью Онассиса. Думаю, что имя Мария с тех пор в его жизни играло какую-то исключительную и магическую роль. В том, что в его жизни появилась роковая любовь по имени Мария Каллас, сыграло роль байресское предзнаменование… И именно благодаря приме Машеньке Протопоповой впервые он обратился к кораблям. Бизнес он не оставлял ни на секунду, даже в разгар такого грандиозного романа. Ему нужны были склады под завозимый из Греции табак, а затем кожи…

— Кожи? — удивился я. — Из Греции в Аргентину — страну скотоводов завозили кожи из Европы?

— Не знаю, в чём была причина, кажется, в Аргентине не могли её надлежаще выделывать. Но знаю, Аристо сам мне рассказывал, что он и на кожах делал деньги, как, впрочем, и на всём, на чём только можно было — и на лекарствах, и на итальянской мебели, и на граммофонах, и на велосипедах… В общем, ему требовались склады, арендовать помещения было слишком дорого. И Мария, как он сам рассказывал, дала ему идею: русский корабль, пришвартованный в нескольких милях от Ла Боки. Конечно, он уже не был русским — линейный корабль «Император Александр III», в 1917-м ставший линкором «Воля», в 1920-м — линкором «Генерал Алексеев». Верно говорят у нас в Испании: имена менять — добра не видать. На этом линкоре, перехватывавшем немецкие крейсеры, оборонявшем Севастополь, служил папа Марии, капитан второго ранга. На нём 14 ноября 1920 года с врангелевскими войсками он и эвакуировал свою семью, жену и маленькую Машеньку, из Севастополя в Константинополь…