Александр Керенский. Демократ во главе России - Варлен Стронгин Страница 17

Дорога до места трагедии была долгой и тяжелой. На поезде до Иркутска, а затем на пароходе и лодках-шитиках. По пути в городе Киренске навстречу Александру Федоровичу вышла легендарная женщина, революционерка с семнадцати лет, политкаторжанка Брешко-Брешковская, которую эсеры, сподвижники по партии, называли «бабушкой русской революции». Сюда, в очередную ссылку, она попала в 1910 году. Ей было шестьдесят восемь лет, но выглядела она бодро, была женственна, приветлива и шутила, что ее закалили ссылки, особенно северные. Они беседовали несколько часов, подружились, нашли общий язык, и после этого, вернувшись в Петербург, Брешко-Брешковская отозвалась о Керенском как о «достойном из достойнейших граждан земли Русской». Она была свидетелем его упорного труда в следствии по Ленскому расстрелу: тщательному опросу свидетелей, выяснению неопровержимых фактов притеснения и грабежа рабочих на приисках. Усилия лично его и членов комиссии заставили администрацию товарищества уволить наиболее ретивых сотрудников, злоупотреблявших властью, построить на месте бараков дома, повысить жалованье рабочим, уменьшить длительность трудового дня, а главное, без чего этого нельзя было бы добиться, – ограничить до минимума, а потом и вообще ликвидировать монопольное положение «Лензолота». Это, пожалуй, был первый чувствительный удар по богатым промышленникам, считавшим себя безнаказанными хозяевами жизни. Уважение в народе к смелому и умному адвокату, защищавшему униженных и обездоленных, резко возросло.

За следующим процессом, на который он откликнулся страстно и гневно, делом киевского приказчика кирпичного завода М. Бейлиса, уже внимательно следила вся страна, если не весь мир.

30 марта 1911 года полиция обнаружила убитого мальчика Андрея Ющинского. Полицейские задержали первого попавшегося еврея – Бейлиса – и предъявили ему обвинение в убийстве Ющинского с ритуальной целью – добавлением христианской крови в пасхальный еврейский хлеб – мацу. Ходили упорные слухи, что автором этого сценария был министр внутренних дел И. Г. Щегловитов, органически не выносивший инородцев, и в первую очередь евреев, которых насчитывалось в России свыше четырех миллионов. Задумка министра была дальновидной. Осуждение Бейлиса по религиозному мотиву можно распространить на весь еврейский народ и отложить надолго планы предоставления инородцам равных прав с русскими людьми. По депутатскому запросу членов III Государственной думы В. М. Пуришкевича и Н. Е. Маркова 2-го Бейлиса арестовали. Крупный бессарабский помещик Пуришкевич начал свою карьеру в качестве чиновника особых поручений при свирепейшем начальнике полиции В. К. Плеве. Погромные речи, безудержная травля инородцев сделали имя Пуришкевича символом мракобесия, разумеется в прогрессивных кругах. О Маркове 2-м – помещике Курской губернии – можно было сказать то, что писал Гоголь в «Мертвых душах» о Ноздреве: «Ноздрев был в некотором отношении исторический человек. Ни на одном собрании, где он был, не обходилось без историй, какая-нибудь история непременно происходила: или выведут его под руки из зала, или принуждены вытолкать свои же приятели». Все скандалы в Думе и даже случавшиеся среди депутатов потасовки были связаны с именем Маркова 2-го – ретивого защитника самодержавия. Оба они – Пуришкевич и Марков – опирались на черносотенный «Союз русского народа», организованный еще в 1905 году из самых реакционных элементов общества. Из ущербных мещан и босяков они вербовали боевые дружины, так называемые «черные сотни». Чтобы расположить к себе отсталые слои рабочего класса, «Союз» открыл столовые, чайные, где велась монархическая пропаганда, раздавались деньги, в изобилии получаемые от государства. Основной задачей «Союза» была борьба с революционно настроенными массами, а главным методом борьбы – погромы, организуемые при содействии властей, антисемитская травля и преследование нерусских народностей.

Сам Николай II вступил в «Союз русского народа» и надел его значок. При поддержке Департамента полиции черносотенцы после ареста Бейлиса развернули мощную антисемитскую пропаганду. В его защиту выступили передовые представители интеллигенции: Александр Блок, Максим Горький, Дмитрий Мережковский, Анатоль Франс, Владимир Иванович Вернадский… Известный писатель и, как бы сейчас сказали, правозащитник Владимир Галактионович Короленко провел в Киеве полтора месяца, усиленно готовясь к выступлению в защиту Бейлиса. Среди его официальных адвокатов был брат реакционного министра внутренних дел Н. А. Маклакова – Василий Алексеевич Маклаков, которому спустя много лет, уже находясь в Америке, Керенский доверил свой личный архив в библиотеке Гуверовского института. Доводы экспертов обвинения опровергал молодой профессор психиатрии В. М. Бехтерев, позднее отважившийся публично заявить об обнаружении им признаков шизофрении у Сталина и за это отравленный пирожным в театральном буфете. Члены Святейшего синода Русской православной церкви разоблачили вымыслы о том, что убийства детей-христиан являются одним из обрядов еврейской религии. Не мог остаться в стороне от этого провокационного процесса и Александр Федорович Керенский. В заявлении группы адвокатов по этому делу он сформулировал основные положения. Текст заявления, оглашенного за неделю до вынесения приговора, написал Василий Дмитриевич Соколов: «Пленарное заседание членов коллегии адвокатов Санкт-Петербурга считает своим профессиональным гражданским долгом поднять голос протеста против нарушений основ правосудия, выразившихся в фальсификации процесса Бейлиса, против клеветнических нападок на еврейский народ, проводимых в рамках правопорядка и вызывающих осуждение всего цивилизованного общества, а также против возложения на суд чуждых ему задач, а именно сеять семена расовой ненависти и межнациональной вражды. Такое грубое попрание основ человеческого сообщества унижает и бесчестит Россию в глазах всего мира. И мы поднимаем наш голос в защиту чести и достоинства России».

Вернувшись после оправдания Бейлиса, кстати вскоре эмигрировавшего в Америку, Василий Маклаков рассказывал Керенскому об огромном резонансе в народе по поводу адвокатского заявления, о том, как ликовали киевляне после освобождения Бейлиса. В городе царил праздник. Люди вышли на улицы, обнимались, целовались, поздравляли друг друга не потому, что оправдали еврея, а потому, что победила справедливость. Александр Федорович пожалел, что не поехал в Киев, но ощутил ту же радость, что и киевляне. Его не пугал приговор суда, касавшийся его и других адвокатов, подписавших заявление. Он даже забыл, что, как член Думы, обладает неприкосновенностью. Соколов приговор опротестовал и добился его отмены, а грозило восемь месяцев тюрьмы. «Мы были вместе с самыми честными и светлыми людьми мира, – сказал Александр Федорович Соколову, – а за это не страшно отсидеть и год».

Керенский жаждал объединения с такими людьми, видел перспективу установления демократии в стране в сплочении всех социал-демократических сил. Большевиков не считал врагами, ведь они выступали против самодержавия. Но удивлялся, что Ленин отчаянно противится сближению большевиков даже с меньшевиками, хотя их взгляды на революцию во многом совпадали. Боялась возможного союза этих партий и царская охранка, но по другой причине. 16 декабря 1914 года директор Департамента полиции издает секретный циркуляр за № 190791: «В связи с чрезвычайной опасностью настоящего плана объединения партий и крайней желательностью сорвать его необходимо просить всех руководителей тайной полиции довести до сведения находящихся в их распоряжении агентов, что они должны настойчиво проводить в жизнь во время посещения партийных собраний и всячески отстаивать идею о полной невозможности слияния существующих течений, особенно большевиков и меньшевиков». В начале декабря из Швейцарии дошли до российских большевиков ленинские тезисы, призывающие к поражению в войне и посему названные «пораженческими». На конспиративной сходке ЦК партии, на окраине Петрограда (в августе 1914 года Санкт-Петербург был переименован в Петроград) присутствовала «пятерка» – полный состав большевистской фракции в Думе. Руководил сходкой Л. Б. Каменев (Розенфельд), находившийся на легальном положении. Собрались для обсуждения ленинских тезисов. Через своих агентов, один из которых был редактором «Правды», охранка арестовала всю «пятерку», лишенную Думой права неприкосновенности, немедленно осудила и отправила в Сибирь. «Большевики заполучили пять „мучеников“ и стали разыгрывать эту карту», – записал в своих мемуарах Керенский.