Военное искусство Александра Великого - Джон Фредерик Чарльз Фуллер Страница 17

Плутарх добавляет к его портрету следующие характеристики: «В свободные дни Александр, встав ото сна, прежде всего приносил жертвы богам, а сразу после этого завтракал сидя; день он проводил в охоте, разбирал судебные дела, отдавал распоряжения по войску или читал. Во время похода, если не надо было торопиться, Александр упражнялся в стрельбе из лука или выскакивал на ходу из движущейся колесницы и снова вскакивал в нее. Нередко Александр, как это видно из дневников, забавлялся охотой на лисиц или на птиц. На стоянках царь совершал омовения или умащал тело; в это время он расспрашивал тех, кто ведал поварами или пекарями, приготовлено ли все, что следует, к обеду. Было уже поздно и темно, когда Александр, возлежа на ложе, приступал к обеду. Во время трапезы царь проявлял удивительную заботу о сотрапезниках и внимательно наблюдал, чтобы никто не был обижен или обделен» [54].

Если исходить из нравственных норм IV в. до н. э., а также иметь в виду условия, в которых прошла его юность, да еще непомерность задач, стоявших перед ним, преступления Александра в сравнении со злодеяниями других великих полководцев сравнительно невелики. Благодаря сэру Уильяму Тарну благожелательная традиция в отношении Александра была тщательно исследована и разведена с фальшивыми утверждениями, которые здесь все же необходимо привести. К ним относятся прежде всего лживые наветы и оговоры, содержащиеся в источниках стоической школы и школы перипатетиков. Даже в том случае, если бы они были истинны, они не могут умалить его заслуг как великого полководца.

О неблаговидных его поступках сообщает Арриан, который в предисловии к «Походу Александра» говорит читателям, что он черпал факты из ныне утерянных историй Птолемея и Аристобула, поскольку их повествования кажутся ему более правдивыми, чем другие. Также из-за того, что оба они сопровождали Александра в его походах, а первый стал царем, «рассказывать неправду было бы для него более позорным, чем для любого другого»1. Далее он добавляет, что эти истории были написаны после смерти Александра, «когда ни принуждение, ни подкуп им не предлагались, чтобы писать что-либо, не соответствующее действительности». Каковы бы ни были погрешности Арриана как историка, он определенно честный автор, воин, который в 134 г. н. э. отразил нашествие племени аланов и знал толк в войне; он к тому же был учеником Эпиктета, который учил, что ничего нет более ценного, чем правда.

Неблаговидные поступки, приписываемые Александру, можно разделить на две категории: неоправданная жестокость во время войны и личные преступления. Что касается первых, более всего ему вменяется в вину обхождение с фиванцами, жителями Тиры и Газы и уничтожение жителей Согдианы и маллов [55]. И все же, если пристально присмотреться к этим преступлениям и сопоставить их с принципами ведения войн в классической античности, то они не кажутся чем-то из ряда вон выходящим. Война между греками и варварами, пишет профессор Фриман, «считалась делом обычным. Война, даже между самими греками, велась с крайней жестокостью и разрушениями. Вырубались фруктовые деревья, уничтожались посевы, сжигались дома, процветали все мыслимые виды насилия… Ничто, кроме капитуляции, не могло спасти жизней и освободить пленных. Убивать мужчин и продавать в рабство женщин и детей захваченных городов на самом деле считалось жестокостью, но иногда оправданной жестокостью, и кроме того, не существовало общепринятых законов военного времени. Если мы посмотрим на ситуацию с такой точки зрения, мы едва ли посчитаем вторжение Александра в Персию делом несправедливым самим по себе; и уж конечно, эпизоды этой кампании мы не сочтем бесцельно жестокими» (Исторические очерки. Вторая серия (1873). С. 173—4.)

К числу личных его злодеяний относятся убийство Пармениона и Клита Черного, казнь Каллисфена. События, к ним приведшие, были следующими.

Парменион был самым знаменитым полководцем Филиппа, поэтому, когда Александр решил вторгнуться в Персию, македонцы больше полагались на Пармениона, чем на молодого царя. В их глазах величие Пармениона возрастало еще больше за счет той свободы действий, которую Александр предоставлял своим ведущим полководцам, что вызвало нарекания его матери, попенявшей сыну, будто «он ставит их на одну доску с царями» (Плутарх. Александр. XXXIX). И вот, несмотря на неоспоримый авторитет Пармениона, перед сражением у Арбел Александр намеренно не прислушался к его советам. К этому времени Пармениону было около семидесяти лет и он был не слишком полезен на поле боя, поэтому вскоре Александр сместил его с поста командующего и оставил в Экбатанах (Xамадан) с отрядом фракийских наемников охранять сокровища, там хранившиеся, и отвечать за связь между воинскими подразделениями. Затем в середине весны 330 г. до н. э. Александр принял решение преследовать Дария. Когда Дарий был убит, по праву завоевателя Александр стал правителем Азии. Как персидский царь он понимал военную и политическую необходимость поставить своих подданных в равное положение с македонцами, которые отчаянно этому противились, считая персов расой рабов. Естественно, многие надеялись на Пармениона и его сына Филота, который был начальником конницы, высказывая ему свое недовольство тем, что происходит.

0 том, что произошло, можно только догадываться, но доподлинно известно, что, когда Александр достиг Прады в глубине Дрангианы, раскрылся заговор с целью покушения на его жизнь, в котором был замешан Филот. Арриан пишет, что, по свидетельству Аристобула и Птолемея, когда в Египте Филота подозревали в подобном заговоре, Александр не поверил, во-первых, из-за давнишней дружбы и, во-вторых, из-за того, что был в нем уверен (Арриан. III). Как того требовал обычай, Филот и те, кто подозревались, включая командира батальона фалангистов Аминта и его двух братьев, были выведены перед войском для разбирательства. Когда Филот сознался в том, что «он слышал о каком-то заговоре против Александра» [56], – за то, что не донес о нем, он был осужден и казнен; Аминта и его братьев оправдали.

Xотя мало кто сомневался в том, что Филота судили справедливо, все же, наверное, было бы предусмотрительнее отстранить его от командования и замять скандал; ведь теперь Александр столкнулся с огромной дилеммой. В Праде его отделяли от Экбатан 800 миль Соляной пустыни. Если бы Парменион в отместку за гибель своего сына воспользовался имперскими сокровищами и поднял мятеж во внутренней Азии, коммуникации Александра были бы перекрыты, армия оказалась бы на голодном пайке и военная кампания провалилась бы. В любом случае армии пришлось бы вернуться – если бы было возможно, чтобы подавить мятеж. Поскольку не было доказательств участия Пармениона в заговоре, Александр не мог отдать его под стражу и учинить над ним суд [57], но также не мог снять его с его поста, не вызывая враждебных чувств, поэтому он решил его убрать и вскоре после казни Филота послал Полидама через пустыню на быстром верблюде с письмами к полководцам в Мидии, в которых приказывал умертвить Пармениона. Приказ был исполнен, и Тарн пишет, что «если гибель Филота была обставлена как законное юридическое решение, то смерть Пармениона была чистой воды убийством». Он добавляет: «вместе с тем Александр показал своим полководцам, кто хозяин; он нанес упреждающий удар, и урок был воспринят: только через шесть лет ему пришлось ударить вновь» (Александр Великий. Т. I. С. 64. См. т. II, прил. 12, полный разбор).