Спиридов был - Нептун - Иван Фирсов Страница 18

— Градус двадесять первый, минут четыредесять осьм с четвертью.

— Верно, — усмехнулся краешком губ Сенявин, — а поведай, коим образом к ветру судну располагаться удобнее, если на якорь становится?

— Наилучше супротив ветра, вашедитство, — без запинки ответил Спиридов.

Довольный ответом, Сенявин согласно закивал головой, а в разговор вмешался контр-адмирал Гордон, начал расспрашивать о рангоуте, такелаже, парусах. Ни один вопрос не остался без ответа.

— Коли флагман-сигнал показал: гнать неприятеля по ветру, — какие паруса надлежит ставить? — опять спросил Наум Сенявин.

— Какие ни есть, все прибавить.

Апраксин посмотрел добродушно в сторону капитанов, и те по очереди начали немудрено выспрашивать о вахте на руле, пушечных и флажных сигналах, корабельном распорядке.

Капитаны замолчали, и Апраксин спросил с хитрецой:

— В бою быть при пушках, во время хода на фордеке, как матрос, — снимая очки, удивленно поднял брови Апраксин, — где про то сказано?

— В Уставе морском его величества, блаженныя памяти отца нашего, Петра Великого.

Апраксин закашлялся.

— Верно, то наша предтеча начертал для потомков. Кто же тебе сии премудрости преподал?

Спиридов смущенно переминулся.

— Помаленьку капитаны на кораблях, а так более их благородие капитан-командор Бредаль.

— Ну, ступай.

Когда закрылась дверь, Апраксин твердо сказал:

— Знает.

Сенявин одобрительно добавил:

— Не по годам смышлен и дело знает. Добрый капитан бысть может. — Наум закряхтел: — Токмо где ему руку набивать? Флот далее Кронштадта ныне не плавает.

Ответил Апраксин не сразу, видимо размышлял.

— Определим его в Астрахань. Тамошня флотилия, почитай, круглый год под парусами. Да и Каспий с норовом, вышколит на славу.

По весьма спорному мнению историков прошлого, президент Адмиралтейств-коллегии Апраксин после кончины Петра I, «занятый высшими правительственными делами, поставлен был в необходимость более заботиться о поддержании своего значения при дворе, нежели о пользе флота».

На деле генерал-адмирал Федор Апраксин в двух последних кампаниях поднимал свой кайзер-флаг и выходил в море и на Кронштадтский рейд для противостояния английским и датским судам. Другое дело, что с переменой на российском троне правители махнули рукой на флот и тому же Апраксину пришлось вкладывать свои деньги для поддержки мореходства. Все труднее приходилось действовать главному флагману.

С воцарением на престоле Петра II воспрянули давние противники всех реформ морской мощи Россия, князья Долгорукие. Не без их внушения царь-мальчик капризно объявил во всеуслышание:

— Не хочу гулять по морю, как дедушка.

Для правителей Верховного тайного совета это прозвучало как наставление. На деле Апраксин остался единственным защитником моряков среди сановников Совета.

Как член Верховного тайного совета, он обязан был сопровождать царя на коронацию в Москву и перед отъездом отдавал распоряжения по флоту вице-адмиралу Петру Сиверсу:

— На будущую кампанию казна денег не даст и половины потребного флоту. Береги каждую копейку. А чтоб неповадно было другим ворам, Змаевича отдадим под суд. Ты будешь главным, не потрафь, помни, как Петр Алексеевич спрашивал за каждую полушку. Не гляди, что Змаевич флагман и в присутствии Адмиралтейств-коллегии состоит.

Сиверс издавна питал неприязнь к долматинцу Змаевичу, но вида не подал:

— Все будет сделано по совести, ваше сиятельство.

Накануне отъезда Апраксин навестил брата Петра. За рюмкой вспоминали далекое прошлое, перебирали в памяти минувшие годы.

Федор заговорил о своем воеводстве на Двинском устье.

— Сменил я тогда Матвеева Андрея. Нынче заглядывал к нему, хворает. Одно — не нарадуется внуку. Зятек-то его четвертое лето в отъезде, улаживает дела с Портой да Персией.

Болезненное лицо Петра подернулось иронической улыбкой.

— Служака усердный, он-то у меня начинал, адъютантом под Нарвой. Для него главное — дело, а к бабам он неохоч был.

После посошка братья обнялись, прослезились.

— Когда-то свидимся, поклонись в белокаменной косточкам родительским, — прощался Петр.

Апраксин с сожалением и грустью покидал Петербург. Три десятка лет жизни отдал он созданию и становлению флота. Бок о бок с Петром I строил корабли, возводил бастионы Кронштадта, водил в бой полки и эскадры.

Не в пример генерал-адмиралу, с радостью собирались отъехать в старую столицу Долгорукие. Претили им все новшества на берегах Невы, исподволь подумывали, каким образом закрепить свои связи с царем. Мысли по этому поводу вынашивал отец Ивана, Алексей Григорьевич Долгорукий. Сам по себе тщеславный невежда, он добился назначения воспитателем к Петру II. С той поры основным местом пребывания юного царя, в перерывах между любовными забавами, стали охотничьи угодья в окрестностях Петербурга.

Иностранные послы свои донесения начинали с рассказа о подготовке к очередной охоте и заканчивали описанием возвращения царя с лесными трофеями.

Входивший во вкус власти молодой царь тешился забавами, его присные, забыв о долге, набивали мошну, а ковчег державы, без надежного кормчего, четвертый год дрейфовал в неизвестном направлении.

В разгар масленицы в семье коменданта крепости Выборг прибавилось хлопот. Правда, заботы были из разряда приятных.

На пороге дома неожиданно появились два гардемарина, в новенькой, с иголочки, форме.

— Приятель мой, Минин Федя, маменька, — отрекомендовал друга Григорий Спиридов всхлипывающей от радости Анне Васильевне, — прошу любить его и жаловать.

Чуть в стороне завистливым взглядом окидывал Григория и его товарища младший брат Алексей.

— Чего зенки пялишь, — пожимая руку брату, пошутил Григорий, — становись нам в кильватер, айда в Морскую академию.

— Бог с тобой, — схватила за рукав Алексея мать, — даром ваш братец, царство ему небесное, в море почил. Алешенька наш и на бережку место сыпет. Мы с Андреем Алексеичем так порешили твердо. — Мать притянула к себе покрасневшего от смущения Алексея.

— Коли так, родителям не перечь! — подмигнул Григорий брату, а Минину кивнул: — Скидывай кафтан, в доме-то тепло. А маменька нам баньку спроворит, мы подмогнем.

Отец появился поздно вечером. Ему уже сообщили о приезде сына, но он, как обычно, пока не убедился в исправности смены караула, цитадели не покидал. Собственно, майор Спиридов ждал сына со дня на день. О том, что Григорий успешно сдал экзамены, определен в гардемарины и получил назначение в Астрахань, — все это передал ему через своих людей Наум Сенявин. Не удивился он и появлению Федора Минина. Сын рассказывал ему не раз о своем товарище, оставшемся без родителей, и он одобрительно отнесся к поступку сына. Тем более, когда узнал, что оба они едут в Астрахань.