Владыка мира - Алекс Ратерфорд Страница 18

– Кому это нужно и зачем? Ты не так уж и влиятелен, чтобы кому-то нужно было навредить тебе… Байрам-хан предупреждал меня, что ты слишком заносчив.

– Да уж, великий Байрам-хан… Если он давал такие бесценные советы, зачем было его отсылать?

Угловатое лицо Адам-хана сморщилось в усмешке, и это стало для Акбара последней каплей. Не помня себя, он замахнулся кулаком, и в следующий миг его брат уже лежал на земле. Падишах принял оборонительную позу на случай, если Адам-хан, который быстро поднялся на ноги и теперь отирал с лица кровь, попытается ударить в ответ. Но вместо этого брат стоял как вкопанный, тяжело дыша разбитым носом, и не сводил с него глаз. Акбар постарался подавить гнев. Адам-хана нужно образумить.

– Брат мой, мы через многое вместе прошли, и я не забуду, чем обязан твоей матери, которая рисковала жизнью, чтобы спасти меня. Я думал, что ты хотел бы стать главным конюшим и исполнить свои обязанности с честью. Я хочу расширить свою империю, но прежде чем смогу сделать это, я должен удостовериться, что моя армия готова. Скорость всегда была одним из самых больших преимуществ моголов. Нашей коннице, кавалерии лучников и стрелков, нужны самые сильные и быстрые скакуны. Но после похода против Хему нашим конюшням требуется пополнение. Ищи во всей империи и за ее пределами, при необходимости отправляйся в Турцию, Персию, Аравию – и обеспечь нас лучшими жеребцами.

Акбар подошел к брату, переступив через курильницу, которую Адам-хан сбросил на пол, когда упал.

– Давай забудем то, что сейчас произошло.

Он взял Адам-хана за плечи и обнял его, не замечая крови, капающей на его бледно-зеленое одеяние. Но тот встретил объятия холодно и отстраненно. Акбар отпустил его и отошел.

– Я не стану ничего говорить Махам-Анге, – сказал Адам-хан.

– Это ее только обеспокоит.

– Может, мне сказать, что меня лошадь сбросила – вот я и ушибся? – глумливо заметил Адам-хан.

– Как тебе угодно. Вот стоит чаша с водой. Умойся.

Акбар отвернулся. Он не должен был так выходить из себя – это недостойный поступок. Теперь он обращается с Адам-ханом как падишах, а не как равный. Они оба должны об этом помнить.

Сезон дождей начался рано. Вода падала с небес, затянутых серыми набрякшими облаками, которые будто грозили вобрать в себя весь промокший мир. Джамна раздулась, ее воды вышли из берегов две недели назад, и с того времени мимо крепости, покачиваясь на волнах, плыла целая неприглядная коллекция разнообразных останков – утонувшие овцы и собаки, и даже верблюд с неловко вскинутыми тонкими ногами, вокруг которых вились водовороты. Это время года в Индостане Акбар не любил больше всего – все казалось насквозь гнилым и влажным. Несмотря на летний зной, в покоях знати и в гареме каждый день часами жгли дерево камфары, чтобы защитить роскошные шелка, парчу и бархат от влажности и полчищ насекомых, которые лезли во все щели. Акбар и сейчас чувствовал терпковатый камфарный запах, лежа обнаженным на устланной красными простынями низкой кушетке в комнате Майялы.

Она массировала ему спину и плечи с миндальным маслом, чтобы он мог расслабиться и избавиться от острой пульсирующей во лбу боли, которая часто нападала на него во время муссона и донимала целыми днями. Такими же головными болями страдал и отец. В юности Хумаюн в качества лекарства любил употреблять шарики опиума, растворенные в вине, но эта его склонность чуть не стоила ему престола, о чем он и предупредил Акбара.

Быть может, будь у Хумаюна такой массажист, как Майяла, то и опиум был бы не нужен. Акбар довольно урчал, чувствуя, как ее ладони мерно и умело разминают ему мышцы, снимая напряжение. А еще она умела его рассмешить. Очень наблюдательная, Майяла могла нещадно передразнить каждого обитателя дворца – и управляющего Джаухара, как тот поджимает губы, когда делает записи в своих кожаных бухгалтерских книгах или когда играет на флейте; и самого Ахмед-хана, когда тот, задумавшись, чешет свою редкую бороду.

Акбар потянулся всем своим сильным телом – отдохнувший и в полной боевой готовности, не хуже любого из своих воинов, – хотя сейчас он охотнее насладился бы ласками Майялы. Боль во лбу уже почти прошла; падишах положил голову на сложенные руки, прикрыл глаза и стал постепенно погружаться в сон. Но почти сразу поблизости послышались знакомые голоса. Кажется, кто-то был очень рассержен, просто взбешен. Затем среди криков он услышал знакомый звук – лязг стали о сталь. Где-то дрались. Послышались женские крики, и в этом гомоне раздался хорошо знакомый низкий голос, зовущий его:

– Акбар! Выходи, будем драться, трус…

Сон как рукой сняло. Падишах подскочил на ноги. Задержавшись, чтобы захватить свой кинжал, и не обращая внимания на наготу, он помчался из покоев Майялы во внутренний двор. Дождь прекратился. Обычно двор был полон женщин, которые выходили сюда проводить время за пением, танцами или разговорами у фонтана, но сейчас здесь никого, кроме Адам-хана, не было. Он стоял у входа в гарем с мечом в одной руке и кинжалом в другой. За его спиной в туманной дымке Акбар видел распластанные и окровавленные тела двух стражников гарема, один из которых дергал ногами в конвульсиях. Акбар снова посмотрел на Адам-хана.

– Что ты творишь? – Он был так потрясен, что едва мог говорить.

Его молочный брат, помедлив, ответил:

– Я убил Атга-хана, этот пес зарвался…

Его заплетающийся голос подтвердил опасения Акбара. Он был пьян вдребезги.

– За что? Атга-хан тебе не враг.

– Он сидел весь такой довольный, нацепив на себя все эти тряпки, что по праву принадлежат мне, и диктовал писцу список дел, которые задумал… Дурак, даже улыбнулся мне, когда я вошел в его палаты. Но он не улыбался, когда я ударил его прямо в сердце… уж как он удивился… прямо как ты сейчас.

Акбар услышал, как позади него вскрикнула Майяла, но не отвел взгляда от Адам-хана.

– Вернись в комнату, Майяла! – закричал он, не поворачивая головы. – И оставайся там, пока я не скажу тебе, что опасность миновала. У нас тут бешеная собака с цепи сорвалась.

– Но, повелитель…

– Сейчас же!

Акбар услышал, как за ней захлопнулась дверь. В почти тот же самый момент послышались крики и топот бегущих ног, приближающихся к гарему. Другие стражи, которые, должно быть, разбежались, когда ворвался Адам-хан, вернулись с подкреплением и теперь проникли во внутренний двор. Среди них был пожилой слуга Рафик, который когда-то прислуживал Хумаюну и теперь был помощником Хамиды. Старик размахивал скимитаром [8], который успел где-то раздобыть. Акбару было достаточно дать лишь знак, и они набросились бы на Адам-хана и связали его, но падишах не желал, чтобы кто-то другой нанес смертельный удар его молочному брату, который разорвал их священные узы родства. Это его долг, и он не намерен от него уклоняться. Акбар махнул стражникам отступить назад.