"Загадка" Смерша - Николай Лузан Страница 18

Свою роль Николай исполнил безукоризненно. Азартный блеск в его глазах заставил Курмиса отложить в сторону папку с документами. То, что он услышал, заставило забыть о текучке. Давно уже стихли в коридоре шаги Волкова, а Курмис все не мог поверить своим ушам. На него свалилась неслыханная удача. Родственник Попова — Лещенко мог стать бесценной находкой для «Цеппелина». И если история с дядей Попова была не банальным трепом, то впереди перед Курмисом открывалась захватывающая дух перспектива. На этом фоне блекла операция, планировавшаяся в Коми.

Захваченный новым замыслом, Курмис принялся мысленно выстраивать будущую оперативную комбинацию. Такую, которая позволила бы проникнуть под покров сокровенных тайн Сталина! Лещенко, открывавший ногой дверь к одному из ближайших соратников советского вождя — Кагановичу, один стоил сотен агентов. В его руках находилось то, о чем могла только мечтать любая разведка: графики доставки боевой техники и живой силы к местам будущих ударов Красной армии. Курмис сгорал от нетерпения поделиться сенсационной новостью с Берлином.

«Стоп, Мартин! — на смену эмоциям пришел трезвый расчет. — Не пори горячки. Что доложить в Берлин? Что?! Треп двух инструкторов? Ты даже не опросил Попова. Нет, это не доклад разведчика, а щенячий визг дилетанта. Сбавь обороты!»

Курмис нажал кнопку на переговорнике с дежурным и потребовал вызвать к нему инструктора Попова. Стук в дверь снова сбил его с мысли. Это был Босс. Он напомнил о товарищеском обеде с начальником местного отделения гестапо оберштурмфюрером Фишером и командиром абверкоманды-304 майором Гезенрегеном. Сославшись на предстоящий важный разговор с Берлином, Курмис предложил ему вместо себя взять кого-нибудь другого. Боссу ничего другого не оставалось, как согласиться. На выходе из кабинета, столкнувшись с Поповым, он проводил его ревнивым взглядом. Этот русский слишком быстро шел в гору.

Беседу с Виктором Курмис начал издалека: поинтересовался ходом подготовки курсантов группы, потом несколькими вопросами прощупал его взаимоотношения с Волковым, а затем перешел на родственников. По интонациям в голосе и выражению лица Курмиса Виктор догадался: наживка с дядей сработала. Дальше играть простачка становилось опасным, и он обрушился с упреками на Волкова. Курмис оборвал его и устроил разнос за сокрытие информации о Лещенко. Виктор продолжил игру, и здесь ему не пришлось ничего выдумывать. Он в подробностях повторил рассказ о репрессиях, которым подверглась его семья, и в частности дядя, в 1938 году.

История с Лещенко только больше разожгла профессиональный интерес Курмиса. В жертве репрессий он видел подходящий объект вербовки. Страхи Виктора и связанное с этим молчание, что Лещенко находится под колпаком НКВД и потому подход к нему со стороны германской разведки мог закончиться провалом, Курмис постарался развеять. Посулив чин офицера германской армии, он обрисовал перед Виктором захватывающие разведывательные и материальные перспективы.

Говоря о них, Курмис мыслил стратегически. После короткого зимнего затишья на Восточном фронте чудовищная машина разрушения снова начала набирать обороты. К ее глухому скрежету чутко прислушивались как в Берлине, так и в Москве. Противники, готовясь к решающей схватке на Восточном фронте, старательно скрывали свои планы. Ее зыбкие контуры пока еще смутно проступали в плотной пелене тумана дезинформации, окружавшей замысел операции вермахта «Цитадель» — разгрома советских войск под Курском.

О директиве № 6, подписанной Гитлером 15 апреля 1943 года и предписывавшей «зверинцу» из «тигров» и «пантер» растерзать упрямого «русского медведя», знал только ограниченный круг лиц. Но в Берлине не были столь наивны и хорошо понимали, что подготовка такого грандиозного наступления, в котором планировалось участие миллиона человек и тысяч новейших танков, самоходных орудий, сохранить в тайне невозможно, и потому, как в банальной карточной игре, блефовали, стараясь запутать советское командование. Не последняя роль в этой большой игре отводилась абверу и «Цеппелину».

Опытный Курмис понимал, что может сыграть в ней не последнюю скрипку, и как клещ вцепился в Виктора. Тому дважды пришлось переписывать докладную, и только после этого Курмис оставил его в покое. Прошли ночь и день, и о Викторе будто забыли. Все завертелось после отбоя. В комнате появился запыхавшийся дежурный и потребовал, чтобы он и Николай собрали вещи и явились в кабинет Курмиса.

Такова была реакция Берлина на шифровку руководителя «Русланд Норд» из Пскова. Она быстро пролетела по кабинетам 6-го отдела РСХА и поздним вечером с предложениями штурмбанфюрера Курека легла на стол оберштурмбанфюрера Грефе. После ознакомления с ними, он позвонил Курмису и потребовал немедленно командировать Попова и Волкова в его распоряжение. Спустя сорок минут после этого телефонного разговора билеты и командировочные на них были готовы. Сами они стояли перед Курмисом, сонно хлопая глазами. Он был краток и потребовал только одного: «не быть идиотами и использовать подвернувшуюся возможность, чтобы проявить себя».

Прифронтовой Псков провожал Виктора и Николая перекличкой ночных патрулей и лязгом затворов автоматов. К вокзалу они добрались одновременно с приходом поезда. Паровоз сердито попыхивал парами. Из приоткрытых дверей тамбуров бледными полосками пробивался свет. На ступеньках застыли заспанные кондукторы и, помахивая фонарями, выкрикивали номера вагонов. Пассажиров оказалось немного. На фронте шли затяжные бои, и командиры не баловали своих подчиненных отпусками в фатерлянд. Виктор с Николаем поднялись в полупустой вагон, прошли в купе и по-хозяйски заняли нижние полки. Сиплый свисток паровоза потонул в грохоте и лязге металла. Истерзанный войной Псков растворился в ночном мраке.

Под мерный перестук колес Виктор не заметил, как уснул. Проснулся он поздно. За окном мелькали расчерченные, будто по линейке, на идеальные квадраты и прямоугольники ухоженные поля, ровные, как армейский плац, и без единой выбоины дороги, подстриженные, словно под гребенку, лужайки у сверкающих свежей краской фольварков и кирх. Здесь, в самом сердце военной машины Германии — Восточной Пруссии, идиллические картинки мирной жизни представляли разительный контраст с теми чудовищными разрушениями, что еще вчера стояли перед глазами Виктора. Он не мог спокойно взирать на это бюргерское благополучие, слышать гортанную немецкую речь и, чтобы на время забыться, зарылся в газеты и журналы.

В столицу Германии они приехали на следующие сутки. Поезд остановился у сверкающей идеальной чистотой платформы. Николай первым подхватил чемодан и, сгибаясь под его тяжестью, вышел из вагона и завертел головой по сторонам.

Виктор стал рядом и терпеливо дожидался сопровождающего от «Цеппелина».

Встретил их худощавый, напоминающий юношу, оберштурмфюрер. На вид ему было не больше двадцати. Над верхней губой пробивалась редкая щеточка усов, а на щеках играл нежный девичий румянец. Однако при ближайшем рассмотрении курьер для особых поручений из специальной команды СД Алоиз Гальфе оказался не настолько юн. Под его остекленевшим взглядом Виктор почувствовал себя неуютно. В нем сквозило холодное презрение к прибывшим с периферии провинциалам. Надменно кивнув головой, он, не оглядываясь, направился к выходу.