Белая масаи - Коринна Хофманн Страница 18

После таких сведений Лкетинга показался мне совершенно недоступным, и я растерялась: «Юта, спроси его, есть ли возможность сообщить Лкетинге, что я здесь. Если нужно, я заплачу». Том подумал и сказал, что мог бы послезавтра в ночь пойти туда, захватив мое письмо. Но сначала ему нужно сообщить об этом жене. Он женился недавно, и жена здесь ничего не знает. Мы договорились о сумме, половину которой он получил сразу, а вторую половину должен был получить, когда вернется с новостями. Я надиктовала Юте письмо, и она написала его на суахили. Самбуру сказал, чтобы через четыре дня мы снова были в Маралале, потому что, если он найдет Лкетингу и тот захочет прийти, они будут здесь через несколько дней.

Это были долгие четыре дня. Каждый вечер я возносила к небу горячие молитвы. В последний день мои нервы стали сдавать. С одной стороны, мне не терпелось узнать, чем все закончится, а с другой – я понимала, что, если ничего не выйдет, мне придется вернуться в Момбасу и забыть про свою большую любовь. Я собрала сумку, потому что собиралась ночевать не в доме Юты, а в Маралале. С Лкетингой или без него, все равно на следующий день я решила уехать из этой деревни.

Юта и я снова стали кружить по деревне. Примерно через три часа мы разделились и разошлись в противоположные стороны, чтобы нас увидело больше народу. Я постоянно молилась, чтобы он пришел. Проделывая очередной круг, я не встретила Юту, как обычно, на полпути. Я огляделась вокруг и не увидела ни одного белого лица. Однако я пошла дальше, и вдруг ко мне подбежал маленький мальчик. Задыхаясь, он воскликнул: «Мзунгу, мзунгу, идем!» Он размахивал руками и тянул меня за юбку. В первое мгновение я подумала, что с Ютой что-то случилось. Мальчик тащил меня к первой гостинице, в которой я оставила сумку, и что-то говорил на суахили. Добежав, он указал на что-то позади здания.

С сильно бьющимся сердцем я пошла в указанном направлении и заглянула за угол. Там стоял он! Мой масаи просто стоял там и улыбался. Рядом с ним был Том. Я потеряла дар речи. Продолжая улыбаться, он протянул ко мне руки и сказал: «Эй, Коринна, ты меня не поцелуешь?» Только тогда я очнулась, вышла из оцепенения и бросилась ему на шею. Мы обнялись, и время для меня остановилось. Затем он отступил назад, посмотрел на меня счастливыми глазами и сказал: «Нет проблем, Коринна». Услышав эти знакомые слова, я была готова взлететь от радости.

Тут у меня из-за спины выскочила счастливая Юта и сказала: «Ну вот, наконец-то вы друг друга нашли! Я узнала его издалека и привела сюда, чтобы вы могли, по крайней мере, спокойно поздороваться, не на глазах у всего Маралала». Я от всего сердца поблагодарила Тома и предложила попить чаю. Я сказала, что мужчины могут съесть за мой счет столько мяса, сколько захотят. Мы пошли в мой номер, сели на кровать и стали ждать, когда принесут мясо. Юта поговорила с Лкетингой и объяснила, что он может спокойно есть в нашем присутствии, потому что мы не женщины самбуру. Посоветовавшись с Томом, Лкетинга согласился.

И вот он был здесь, рядом, и я смотрела в его красивые глаза. Я спросила, почему он не приехал в Момбасу. Он действительно не получил от меня ни одного письма. Он два раза спрашивал насчет паспорта, но служащий только смеялся и дразнил его. Затем другие воины стали относиться к нему как-то странно и запретили танцевать с ними. Без танца он больше не мог зарабатывать деньги, и оставаться на побережье не имело смысла. Не веря, что я вернусь, он через месяц уехал домой. Однажды он хотел позвонить мне из отеля «Африка Си Лодж», но ему никто не помог, а управляющий сказал, что телефон только для туристов.

С одной стороны, я была тронута, когда узнала, что он все перепробовал, с другой – жутко разозлилась на так называемых друзей, которые вместо того, чтобы помочь, только вредили ему. Когда я сказала, что хочу остаться в Кении и не вернусь в Швейцарию, он сказал: «Хорошо. Теперь ты останешься со мной!» Юта и Том оставили нас наедине, и мы, счастливые, стали делиться новостями. Лкетинга сожалел, что мы не можем поехать к нему домой. Наступил сезон засухи, и, кроме молока, никакой еды не было, да и дома тоже не было. Я сказала, что мне все равно, главное – что теперь мы вместе. Тогда он предложил сначала поехать в Момбасу. Познакомиться с его мамой и посмотреть его дом я смогу позже, но он хочет сегодня же представить мне своего младшего брата Джеймса, который единственный из всей семьи посещает школу в Маралале. Он скажет ему, что уезжает со мной в Момбасу, и Джеймс, когда на школьные каникулы поедет домой, передаст это маме.

Школа находилась примерно в километре от деревни. В ней царила строгая дисциплина. В школьном дворе мальчики и девочки гуляли отдельно. Все были одеты одинаково: девочки – в простые синие платьица, мальчики – в синие штаны и светлые рубахи. Я осталась ждать в стороне, а Лкетинга медленно подошел к мальчикам. Вскоре все дети уставились на него, потом на меня. Он заговорил с ними, один мальчик убежал и вернулся с другим. Последний подошел к Лкетинге и уважительно с ним поздоровался. Они немного поговорили и подошли ко мне. Джеймс протянул мне руку и вежливо поздоровался. На вид ему было лет шестнадцать. Он очень хорошо говорил по-английски и сожалел, что не может пойти с нами в деревню, потому что теперь у них лишь короткая перемена, а по вечерам выходить нельзя, только по субботам на два часа. Директор школы очень строгий. Тут зазвенел звонок, и детей как ветром сдуло, в том числе и Джеймса.

Мы вернулись в деревню, и я не имела ничего против того, чтобы пойти в наш номер. Но Лкетинга, смеясь, возразил: «Это Маралал, а не Момбаса». Судя по всему, здесь мужчина и женщина могли заходить в помещение вместе лишь после наступления темноты, да и то тайком. Не то чтобы мне безумно хотелось секса, ведь я знала, что он из себя представляет, но после долгих месяцев разлуки немного близости мне бы не помешало.

Мы бродили по Маралалу. Я держалась от Лкетинги на некотором расстоянии, потому что так было принято. Время от времени он заговаривал с воинами или девушками. Девушки, все очень молоденькие и обвешанные красивыми украшениями, бросали на меня быстрые любопытные взгляды и смущенно хихикали. Напротив, воины осматривали меня очень внимательно. Лкетинга разговаривал с ними подолгу. Судя по всему, речь шла обо мне. Мне это было несколько неприятно, потому что их языка я не понимала. Я с нетерпением ждала вечера.

На рынке Лкетинга купил пластиковую коробочку с красным порошком. При этом он указал на свои волосы и боевую раскраску. В другом ларьке продавались зеленые стебли с листьями. Длина стеблей составляла примерно двадцать сантиметров, они были связаны в пучки. Собравшиеся перед прилавком пятеро или шестеро мужчин придирчиво осматривали товар и громко спорили.

Лкетинга тоже устремился к этому ларьку, и продавец завернул ему в газету два пучка. Лкетинга заплатил приличную сумму, и пакет тотчас же скрылся под его платком-кангой. По пути в гостиницу он купил не меньше десяти жевательных резинок. Когда мы пришли в номер, я спросила, что это за трава. Он улыбнулся и сказал: «Мираа, очень хорошая. Ее ешь и не спишь!» Разложив покупки, он зубами отделил кору от стебля и стал жевать ее вместе с жвачкой. Я зачарованно смотрела на него, на его красивые тонкие пальцы. Я тоже попробовала пожевать траву, но мне она показалась слишком горькой, и я ее сразу выплюнула. Я лежала на кровати, смотрела на него, держала в руке его руку и была бесконечно счастлива. Я могла обнять весь мир. Я достигла цели. Я нашла его, мою большую любовь. Утром мы поедем в Момбасу, и у нас начнется замечательная жизнь.