Судьба империи. Русский взгляд на европейскую цивилизацию - Тимофей Сергейцев Страница 18

Суть буржуазной революции

Победа общества над государством, составляющая суть буржуазной революции и ее английского оригинала, предполагает обращение общества вовне и ограбление колоний и других стран через «свободу торговли», которую и обеспечивает государство. Франция, пройдя через революцию, была успешна ровно настолько, насколько ей удалось развернуть систему собственных колоний и навязать свой экспорт складывающемуся мировому рынку. А какие колонии собиралась получить Россия? И способна ли она на это?

Проблема власти внутри страны после буржуазной революции решается за счет другого механизма. Знамена этой революции потому и украшены броскими лозунгами свободы и права, что в социальной действительности давно уже выработаны совершенно другие, во многом невидимые, лежащие за пределами правового поля и государства многочисленные механизмы власти, нежели те, которые публично критиковала и отменяла революция. Восстание для того и было нужно, чтобы ограничить старую власть – власть публичную и государственно контролируемую, нормированную правом – и дать возможность резко расширить применение новых, чисто общественных механизмов власти и подчинения. Полагаемый Просвещением Человек и есть на деле объект этих новых механизмов власти. Сегодня о них говорят как о дисциплинарной власти и дисциплинарном обществе. Нетрудно заметить, что наемный труд стал одним из величайших механизмов такой новой власти, созданной во многом именно буржуазией.

В России же дисциплинарное общество в отличие от Запада вовсе не предшествовало как факт буржуазной революции, а было создано ускоренными темпами, проектно в результате действий уже Советского государства. Поэтому после демонтажа публичной государственной власти, основанной на самодержавии, в России возникли хаос и безвластие.

Буржуазная революция может вести не только в будущее, но и в прошлое.

Продолжение нашей буржуазной революции последовало в 1991 году уже в абсурдном варианте с точки зрения английской классики XVII века (и французской XVIII века). Власть от самораспустившейся коммунистической церкви была передана номинальной «буржуазии», которую еще только предстояло создать усилиями самого государства. То есть власть была передана номинальным держателям и внешним управляющим ставшей бесхозной общенародной собственности. Новой олигархии, которая только еще должна была ограбить, но уже не колонии и покупателей дорогих промышленных товаров, как это было в Англии и Франции, а присвоить в первую очередь уже накопленное национальное богатство.

Английская буржуазия захватывала власть, чтобы сделать свое государство инструментом мировой экспансии. Она продвигала – в первую очередь через философию и идеологию, а также с помощью штыков и пушек – идею свободной торговли как механизма и денег как сущности богатства по всему миру, прежде всего, чтобы создать контролируемые ею самой механизмы концентрации, «втягивания» ресурсов всего мира. Свобода торговли всегда понималась Англией как прежде всего английская свобода, английское преимущество английской торговли на английских условиях.

Двух таких центров влияния одного типа в мире быть не может.

Сегодня это влияние перешло от Англии (Великобритании) к США, модернизировалось. Но суть осталась той же. Если мы принимаем эти правила, значит, тоже должны стремиться взять верх над соперником, отобрать у него преимущества, неизбежно вести нескончаемую борьбу, в которой выживет только один. Иначе наша революция обернется против нас самих. Но исторически мы никогда этого не делали. А без войны такие преимущества не отдают. Хотим ли мы оставить свою собственную, русскую стратегию самодостаточности и включиться в борьбу за выживание «по-английски» или «по-американски»? Хотим ли мы отобрать у США возможность грабить весь мир? Ведь если нет, то и смысла для нас в этой революции тоже нет.

Наша последняя русская «английская» буржуазная революция 1991 года в социальном отношении замечательна вот еще чем. В феврале 1917-го олигархи и коррупционеры, устроившие переворот, были исторически сложившимися субъектами, что хоть как-то сближало их с английскими, французскими, немецкими «коллегами», культивировавшими историческую идеологию своей избранности. Нынешняя русская олигархия текущего дня аристократичностью происхождения похвастаться не может. Это буквально такие же советские люди, как и все остальные. Их возвышение – результат чисто формального перераспределения богатств. На своем месте они оказались случайно. Приписывание им характеристик исторической буржуазии типа «предприимчивости», «способности к риску», «прогрессизма», «самодеятельности», «креативности» и т. п. – не более чем художественный вымысел, лукавое мифотворчество.

Понимание механизмов нашей революции невозможно без понимания того, кем стала буржуазия в современном мире. Современная «буржуазия» все ближе к прямому значению собственного имени – «горожане». Никакого другого смысла это слово в себе не содержит. Житель города полностью зависит от денег, все его существование основано на их обороте. Этим он всегда отличался и отличается от аристократии, духовенства, крестьянства, чье богатство и источники жизнеобеспечения не имели собственно денежной природы.

До промышленной революции государства более-менее держали города под контролем, которые тем не менее обладали определенной степенью самостоятельности, будучи центрами торговли и ремесел. Буржуазная (т. е. буквально «городская») революция вернула власть городу, в некоторой степени сблизив современное государство с античным полисом. Отсюда – новая демократия. Разумеется, такое впервые произошло не в Англии. Уже Флоренция времени Данте пережила подобное превращение, позже Венеция, Нидерланды. Но тотальное распространение получил образец именно английской революции, нераздельно связанный с мировой колониальной экспансией.

Маркс считал проблемой победившей европейской буржуазии пролетариат, социальное воплощение негативного класса, придуманного еще Гегелем. Сегодня эта проблема внутри самих европейских государств снята, общий и минимальный уровни потребления так высоки, что ни о каком пролетариате говорить не приходится. В городской эстетике (архитектуре, дизайне, моде) окончательно победил стиль пролетариата XIX века: мы живем в экстерьерах и интерьерах складов и цехов, довольствуясь их минимализмом и прагматизмом. Пролетариат полностью втянулся в буржуазию и стал полноправным горожанином. Таков сегодня любой человек, включенный в современную деятельность, хоть собственник бизнеса, хоть работающий по найму. Различаются только уровни потребления. Но здесь есть эквивалент, уравнивающий принцип: и «Фиат», и «Бентли» – в равной мере автомобили.

Единственный смысл революции 1991 года – это смена принципа распределения богатств. С радикально социалистического – через государственное планирование – на либеральный: кто сколько урвет.

Но что обеспечивает общий высокий уровень потребления – от «Фиата» до «Бентли»? Пресловутая «эффективность» капиталистического способа производства? Единственная разница между социалистическим и капиталистическим предприятием только в том, что при реальном социализме лишние (незадействованные, ненужные для деятельности) люди содержатся в коллективах предприятий, а не в общественных резерватах. А эффективность технологий одинакова в любой точке планеты.