Сквозь годы войн и нищеты. Воспоминания военного разведчика - Михаил Мильштейн Страница 18

Возможно, для объяснения (но не для оправдания) следует напомнить, что описанные события происходили в условиях существования германо-советского пакта о ненападении 1939 года, которому Сталин, судя по всему, придавал огромное значение и фанатично верил в его постулаты. Во всяком случае он твердо считал, что конфликт с Германией, если и произойдет, то только после победы Гитлера над Англией. Поэтому все поступающие сведения (от кого бы они ни исходили), касающиеся подготовки немецко-фашистских войск к нападению на Советский Союз, он рассматривал как провокацию, исходящую, скорее всего, от англичан, которые, как считал Сталин, стремились торпедировать советско-германские отношения и тем самым дать Гитлеру повод для войны против СССР. Не случайно Зорге в числе первых был зачислен «вождем всех народов» в разряд английских шпионов!

Возможно, если бы удалось обнаружить личную переписку Сталина и Гитлера в 1941 году, особенно в апреле, когда советский вождь просил фюрера дать разъяснения по поводу концентрации немецких войск на границе СССР, то в какой-то степени пролился бы свет на поведение будущего генералиссимуса в тот период. К сожалению, эти письма исчезли. Они не найдены ни в Германии, ни в нашей стране.

Другая важная причина успеха фашистов в первый период военных действий заключалась, на мой взгляд, в неготовности советских войск к отражению агрессии гитлеровской Германии.

Почти с самого начала войны я оказался на фронте и считаю, что мне повезло, и, прежде всего потому, что по долгу своей службы мне пришлось встретиться с исключительно интересными военачальниками. Некоторые из них стали впоследствии героями войны и признанными полководцами, судьба других оказалась менее удачной. Мне, как и многим другим офицерам штаба фронта, приходилось по тем или иным причинам иногда ходить на доклады к высшему начальству. Было это крайне редко, нерегулярно, но и эти короткие встречи навечно запечатлелись в моей памяти.

Директивой Народного комиссара обороны от 23 июня 1941 года была сформирована группа войск в составе четырех армий под командованием Маршала Советского Союза Семена Михайловича Буденного. Начальником штаба был назначен генерал Маландин. Уже после войны судьба меня снова свела с этим человеком. Герман Капитонович Маландин в 1958 году был назначен начальником Военной академии Генштаба. Но вернемся к военной поре. Ставка главного командования рассчитывала, что группа армий под командованием Буденного создаст новый рубеж обороны восточнее позиций сопротивления войск Западного военного округа, остановит дальнейшее продвижение немцев и будет готова к контрнаступлению. Начальником разведотдела штаба группы был назначен полковник Абсалямов, а я — его заместителем по агентуре. 27 июня 1941 года штаб разместился в поселке Гнездово под Смоленском. Все делалось в спешке, на ходу, точных задач никто не определял, считалось, что каждый офицер штаба должен сам знать, что ему надо делать в этой напряженной обстановке.

В скором времени штаб Западного округа влился в состав нашего штаба. Командующим округа был Герой Советского Союза генерал Д. Г. Павлов, начальником штаба — генерал В. Е. Климовских, а начальником разведотдела — полковник Блохин. Создавалось впечатление, что все они не находили себе места в суматохе происходящего.

Генералу Павлову, воевавшему в Испании и получившему там звание Героя Советского Союза, в то время было немногим более сорока лет. Всего около года он командовал округом. В самом начале войны войска округа были разгромлены, и Павлов находился в страшно угнетенном состоянии. Видимо, ему не хватало общения, он искал собеседников, и я оказался одним из его слушателей. Он поведал мне о своей встрече со Сталиным, о том как хорошо Верховный главнокомандующий его принял и даже пообещал назначить командиром не то механизированного, не то танкового корпуса, а на прощание подарил новенький ППШ (пистолет-пулемет системы Г. С. Шпагина). Был ли Павлов в действительности у Сталина — не знаю, рассказываю об этом с его слов.

Климовских производил впечатление хорошо подготовленного, вдумчивого и организованного штабиста высокого класса. А тут в самый разгар тяжелых сражений он оказался не у дел и очень из-за этого переживал. Блохина постигла такая же участь, что и старших офицеров штаба округа. Этих людей как будто выдернули из общего хода событий. Все чего-то выжидали.

И вдруг, совершенно неожиданно, пришел приказ Сталина: «Д. Г. Павлов и В. Е. Климовских за непринятие необходимых мер к отражению агрессии и допущенные ошибки осуждаются и приговариваются судом военного трибунала к расстрелу». Приговор в отношении генералов был незамедлительно приведен в исполнение. Для нас этот приказ прозвучал как гром среди ясного неба. Никто такого трагического развития событий не ожидал, но все четко осознали: Сталин таким образом пытался свалить свою вину на других и тем самым отвести от себя возможные подозрения, упреки и гнев народа. Уже после войны и Д. Г. Павлов, и В. Е. Климовских были посмертно реабилитированы. Однако во всех военно-энциклопедических словарях, изданных за последние годы, имена этих двух прославленных генералов упоминаются лишь вскользь, и нет ни слова об их трагической и несправедливой судьбе.

Начальником разведотдела штаба группы армий был полковник Абсалямов, но пробыл он на этой должности недолго. Неожиданно к нам прибыл в качестве члена Военного совета начальник главного политуправления и заместитель наркома обороны Лев Захарович Мехлис и потребовал немедленной отставки Абсалямова и отправки его в Москву. Чём-то полковник ему не понравился еще по войне с белофиннами. Позднее Абсалямов был назначен на командную должность и вполне успешно воевал. Так или иначе, но на некоторое время мы остались без начальника. А тут вдруг звонок — вызывает командующий, Маршал Советского Союза С. М. Буденный на доклад. Пришлось идти мне. К докладу я попытался тщательно подготовиться, хотя сделать это было крайне сложно: воздушная разведка работала нерегулярно — не было достаточных средств, и к тому же в воздухе господствовала немецкая авиация. Неплохо работала лишь радиотехническая разведка, за счет подвижных средств Центра, переданных нашему отделу. Что же касается агентурной разведки, то здесь бедой было отсутствие надежной радиосвязи. Мы пользовались маршрутниками, но их данные запаздывали. К тому же устойчивая линия фронта в обычном смысле этого слова отсутствовала. На одном направлении немецкие войска глубоко вклинились на восток, а на другом — наши войска продолжали оказывать героическое сопротивление далеко на западе, уже в тылу немецких войск.

В этих условиях составить цельное впечатление об обстановке на фронте было очень трудно. Конечно, я нанес на карту маршруты движения танковых колонн противника, засеченные воздушной разведкой, сосредоточение войск на отдельных направлениях и т. п.

И вот я предстал перед маршалом. После представления по форме, выдержав паузу, я разложил перед Буденным карту, ожидая, что он, не мешкая, возьмется за дело. Каково же было мое удивление, когда он лишь бегло взглянул на карту и вдруг произнес фразу, которую я впоследствии слышал от него несколько раз:

— Ты меня своим Гитлером не пугай! Не боюсь я твоего Гитлера!

Конечно, это было сказано в шутку, но шутить в то время мне не очень-то хотелось. Судя по всему обстановкой на фронте маршал особенно не интересовался, да и вряд ли он смог бы разобраться в этих сложных и запутанных событиях.