Зощенко - Валерий Попов Страница 18

Нет, прохожие, равнодушно посматривая, проходят мимо.

Черт с ними! Я должен сам… Если б только не перебои сердца… Глупо умереть на мосту, перевозя кресла и стол.

Изнемогая, я вкатываю тележку на мост.

Теперь легко!»

Вера Владимировна Кербиц-Кербицкая, его жена, оставила, к счастью, воспоминания, и часто ее видение событий отличается от зощенковского. Не согласна она была и с той скупой, даже сухой сценой, изображающей создание их семьи. Да — Зощенко порой был скуп в чувствах, огорчал Веру Владимировну… Главная жизнь писателя — в его рассказах! Но тем не менее их семейная жизнь началась.

Первого августа 1920 года он зачем-то подает заявление с просьбой вновь принять его в Петроградский университет на факультет общественных наук (филологическое отделение). Его взяли, но он не ходил на занятия и был отчислен. Отчаяние чувствуется в его метаниях, в попытках где-то притулиться, найти свое место, где можно заработать или хотя бы «отсидеться», пока не придет успех. Помимо службы в военном порту, два раза в неделю, по вечерам, он подрабатывает в сапожной мастерской на Васильевском острове. Но главное — он пишет и пишет. Это — его единственное спасение. Больше, по здоровью, он не пригоден ни к чему. И главное — талант никогда не дает человеку покоя, «требует своего»: результатов! И Зощенко посещает студию в Доме искусств на Невском. Ходит с Петроградской пешком — транспорт не работает, разруха! Вера Владимировна оставила замечательные воспоминания… но читать их — чем дальше, тем грустнее (Зощенко В. Как начинал Зощенко // Вспоминая Михаила Зощенко. Сборник):

«Возвращаясь вечером домой, после занятий в будни, он всегда подробно рассказывал мне о всех студийных делах, о своих товарищах — будущих “серапионах”, о писателях, которые вели занятия в студии — о Чуковском, Замятине, Ремизове, Гумилёве…

Мы спали тогда большей частью вместе на “нашей оттоманке” в гостиной — где обычно топилась печка — и Михаил шутя говорил о “выгодах семейной жизни” — о том, что спать вместе теплее.

Появления ребенка он ждал с интересом и так же, как и я, мечтал о девочке… Но когда я говорила о возможности появления мальчика и обсуждался вопрос, как его назвать, помню, сказал — “только не вздумай назвать его Дмитрием!” (так звали «первую любовь» весьма «романтичной» Веры Владимировны. — В. Я.)».

И все явственнее проявляется его своеобразный характер. Прежде «околдованный» Верой Владимировной, Зощенко постепенно возвращается к холостяцким привычкам и к Вере охладевает. «“Из пальца любовь не высосешь!” — его миленькая фраза!» — записывает в дневник Вера Владимировна. Со стороны гении порой кажутся эгоистами. Но на самом деле им, конечно, самим видней, как жить и работать. И оставленные ими шедевры — доказательства их правоты. Хотя окружающим, как правило, с ними нелегко! Сам Зощенко насмешливо это называл: «нестерпимый гений».

Пятого мая 1921 года родился сын Валерий. Семья Зощенко меняет квартиру — там же, на Петроградской, переезжает на Большую Пушкарскую, дом 22. Но «каторга» писателя, его работа, всегда с ним, где бы и как он ни жил. В марте 1922 года Вера Зощенко заносит в дневник:

«Мой бедный мальчик! Он так плохо себя чувствует все время! Больное сердце. Слабые легкие!.. А работать приходится много, слишком много, не жалея себя, не щадя своих сил… днем — служба до 5 часов, вечера — за творческой работой… В ту зиму он писал свои большие рассказы — из деревенской и “старой” жизни — Черная магия, Гришка Жиган, Последний барин, Веселая жизнь, а также начал писать мелкие юмористические рассказы. Все они печатались в журналах».

Ее воспоминания, при абсолютном доверии и уважении к ним, плохо сочетаются с воспоминаниями Михаила Слонимского (Слонимский М. Михаил Зощенко // Вспоминая Михаила Зощенко. Сборник): «Миша Зощенко вваливается ко мне в 3 часа ночи, с кепкой на затылке, приплясывает, напевает что-то нечленораздельное и рассказывает о своих многочисленных романах».

Зощенко то вдруг обращается к семейной жизни — то «рвется на свободу».

Вот Вера Владимировна, заботясь о свежем воздухе для младенца, живет на даче в Шувалове, а Михаил Михайлович предпочитает общаться с нею по почте: «Вера, ты странный человек! Мы условились взять твои сапоги — я взял. Заплатил 10 тысяч. Теперь ты пишешь… чтобы я тебе прислал эти деньги и еще 10 тысяч… Мне вот сейчас надо платить 6 тысяч за дрова. Черт их знает, откуда достать, придется продать крупу или селедки».

Переписка с Верой теперь мало напоминает «романтическое письмо» прежних лет. Зато ближе к его фирменным горько-смешным рассказам, с дровами и селедкой. Жизнь писателя куда надо ведет! Публике нравятся сюжеты нынешние, соответственно времени.

Чуть позже, когда ему удается урвать продуктовый паек (благодаря Горькому их стали иногда давать писателям), тон его слегка «теплеет»:

«В.В. Зощенко.

Пущено июля 1 дня.

С совершенным своим решпектом посылаю Вам, жена моя Вера, один малый куверт песку — сахарного рафинада, другой малый куверт, но побольше — белой вермишели и вовсе малый оковалок свинины…»

Но вдруг — после такого обнадеживающего начала — убийственная фраза: «…засим предваряю Вас, что жизнь в Санкт-Петербурхе слаще в холостом образе, чем в женатом, и даже жизнь это сладчайшая!»

Вот так фрукт! Да — после многих лет переживаний, метаний, сомнений весьма своеобразная личность нарисовалась! Трудно удержаться и не сказать его же словами: «Тут-то он и развернул свою идеологию в полном объеме!» Навестить жену в халупке в Шувалове, где ребенок их дышит свежим воздухом, ему, видите ли, вдохновение мешает!.. И в то же время совершенно не отвлекает от вдохновения звонкий смех хорошеньких поклонниц в холостяцкой его комнатенке в Доме искусств.

Нельзя сказать, чтобы он отличался особой жестокостью, но сразу и четко дал понять: «Полная независимость! Никакого принуждения!»

А Вера Владимировна мечтала о «большой любви»! Ей остается только грустно фиксировать в дневнике: «Михаил занят своей работой и своим здоровьем, да и вообще он по натуре человек замкнутый, холодный… Если и любит — не скажет, не приласкает».

В 1922 году он чувствует, что уже может зарабатывать пером, и — увольняется с места бухгалтера в военном порту в Новой Голландии, а в сентябре 1922-го, недовольный криками младенца, переезжает в ДИСК, точнее, в коммуналку в том же доме, где живут они теперь с другом Слонимским.

Вера Владимировна в курсе его амурных похождений (да он их и не скрывает от нее): «В первый раз в жизни Михаила женщина, которая как-то заинтересовала его…»

То была подруга Дуси, будущей жены его друга Слонимского. С этой своей пассией Зощенко появляется везде. А Веру Владимировну никогда с собой не берет, словно подчеркивая: «Никаких обязанностей!»

Однако и в отношении к «пассиям» Михаил довольно привередлив, быстро остывает. Однажды говорит Вере Владимировне, что зайдет его «поклонница» и чтобы Вера дала ей чемодан… Потом Вере же устраивает скандал: зачем Вера отдала той самый лучший чемодан?! Своеобразная личность.